Океан

На встречу к ним шёл Карташов. Вяземский схватил его за локоть:

– Не ходи туда, пойдем лучше покурим.

– А чего случилось-то, а?

После долгого напряжения глаз сигареты казались на редкость приятными.

– Ты куда так спешил?

– Отчитываться перед полковником.

– А есть чем?

– Да нет, в принципе: нам уже чёрте сколько собаку обещали. Натасканными на гексоген собаками располагает только ФСБ, а они, сам знаешь, на нас всегда сверху вниз. Неделю мурыжим. Ждём, короче. Приходит здоровенный шкаф – кинолог: «Кому тут собака нужна». «А где, говорю, собака?» Он, представляете, достает из-за пазухи маленькую болонку. Вот, говорит. Я бы расхохотался, да кинолог с видом терминатора уж больно ей гордился. «Красавица», говорю. Облазили квартиру Наумова, побывали на работе, съездили в Плеханово. Там его вещи, в которых его привезли. И ничего. Кинолог утверждает, что гексоген въедливый и не выветривается. Наумов к нему близко не подходил.

– Да, Серёга, иди к полковнику, а мы ещё покурим.

– Смотрите, не обкуритесь, – засмеялся Карташов и вышел.

– Валентин, что ты думаешь обо всём этом? Я ведь, правда, не знаю, откуда знаю стихи и вообще…

– Да не забивай голову. Вон Чесноков тоже не знает, как объяснить. Это мы тут пыжимся, ломаем голову. Придет Гульц, за полчаса пробежит глазами и разберется – это его хлеб. За этой личностью переростка-хулигана скрывается высокоинтеллектуальная голова. У него три высших образования. Хоть два из них он заканчивал заочно, зато все дипломы красные. Я у него спросил: «Что, Игорёк, так любишь поучиться?» Знаешь, что он ответил? «А что – командировочные, оплачиваемые отпуска, куча свободного времени, и возможность подзаработать, другие города, романтика».

– Как это – подзаработать? – затянулся Колобов.

– Курсовые, рефераты, всякая там дребедень, это же не человек, а ходячий справочник. Пойдем.

Когда они зашли, Карташова уже не было, видимо, получил уже новое задание и умчался. И снова все погрузились в чтение.

– А кто такой Усов? Господи, вот это фольклор, – Вяземский вытаращил усы на Чеснокова.

– Не знаю, будем проверять.

Вяземский надеялся завести диалог, чтобы хоть как-то отвлечься, но Чесноков ещё больше насупился и опять погрузился в чтение. Время шло, и надо отдать должное Вяземскому и Колобову: среди кучи листов они выглядели как профессора, оценивающие научные труды по своему профилю, но если не профессора, то, как минимум, доценты. И лишь только Бог знает, чего им это стоило. Вяземский, весь нахмуренный, карандашом теребил свои усы, Колобов обхватил ладонью свой крупный лоб с сосредоточенным видом, и лишь иногда отвлекался, потирая свои очки, вероятно от налёта ума.

Вяземский не выдержал:

– Лёша, ты, когда думаешь, у тебя мысли скрипят.

– Как скрипят? – не понял Колобов.

– Об стул. Я курить, – и Вяземский выскочил в коридор.

– Я тоже.

И лишь в курилке их охватила истерика смеха.

Но больше одной сигареты не выкуришь, и, отдышавшись от хохота, они снова возвращались по местам, как безобразники-школьники на ненавистный предмет после звонка.

Хуже всего, когда не понимаешь, что от тебя требуется: «Искать в стихах состав преступления? Определить по ним степень его болезни?»

Все понимали, что столько случайностей просто так не бывает.

Но то, что с этими доказательствами нельзя прийти к прокурору и выписать ордер на арест, все понимали ещё лучше.

Сейчас в них сидело огромное желание быть полезными и полное непонимание того, как это сделать. Их мытарство прервалось, как только раскрылась дверь.

– Ну что, менты, не изнасиловали ещё тут свои последние извилины, – Гульц ввалился в кабинет и брякнулся на стул с колёсиками. – Чего смотрите? Где я был? Я был у Захатского. Да, да. Сразу, после того как какие-то придурки с собакой обнюхивали одежду Наумова. – Он с силой мастера спорта по домино шлёпнул на стол маленький листочек.

– Полюбуйтесь, дядя Вова, – он оттолкнулся от стола и покатился на стуле к стене. – Захатский как-то спросил у Наумова, так что же ты делал в тех местах, о которых тебя спрашивала милиция. «Я чувствовал, что что-то должно произойти». И для эксперимента он предложил записать данные Гидрометцентра на неделю вперед, – он пальцем указал на лист, который рассматривал Чесноков.

– А вот настоящий прогноз погоды в тот день, на который указал Наумов, – и с той же силой он положил другой лист.

После паузы, потребовавшейся для сравнения всем собравшимся, спросил:

– Ну, как? Впечатляет? Вот с таким больным мы имеем дело.

Аудитория молчала в недоумении, и Гульц продолжал:

– При такой дозировке лекарств он нам ничего не скажет, при всём желании помочь следствию. И так до неопределённого срока, пока состояние не изменится. А когда оно изменится? – Гульц развёл руками.

Гульц катался по кабинету как на машине, собирая у всех ксерокопии, и положил их рядом с Колобовым.

– Отксерить для меня, а эти отдашь дяде Вове.

– Я пойду сейчас, а то потом все домой уйдут.

Колобов, воодушевлённый полезностью своих действий, умчался.

– А может случайно он угадал погоду? – предположил Вяземский.