Океан Бурь. Книга вторая

Конников сразу перестал смеяться. Он быстро опустился на корточки рядом с Володей.

— Да ты что?

— Если бы вы знали, как мне надо найти Снежкова!

— Да я и знаю.

— А телеграмма зачем?

— Чудак ты какой! Телеграмма, чтобы в городе не беспокоились. Пока они там разберутся, мы, знаешь, где будем! Мы с тобой будем в самой глухой тайге.

Володя засмеялся от счастья — так, что даже заплакал. Хорошо, что темно и не очень заметно, что он вытирает слезы. Но Конников — от него ничего не укроется, не такой он человек — он все заметил.

— Это тебя Соболь лизнул? — деликатно подсказал он.

Но тут надо быть честным до конца, изворачиваться еще недостойнее, чем плакать от счастья!

— Плачу я! — выкрикнул Володя.

Положив руки на Володины плечи, Конников прижал его к холодной коже своей куртки.

— Ты молодец. Не испугался.

— Я испугался, если хотите знать, — всхлипнув последний раз, ответил Володя. — Я только виду не подал.

— Вот я и говорю, ты молодец. Испугался, а виду не подал. Это, знаешь, самое трудное: не подать виду.

— А вы, когда на вас медведь насел, испугались?

— Еще как! Я тогда так заорал, что, я думаю, и медведь опешил.

Ладонями вытирая остатки слез, Володя, посмеиваясь, подсказал:

— Он, наверное, подумал, что вы орете от храбрости. Да?

— Вот этого я не успел выяснить. Медведя тут же убил один мой товарищ.

— Вы в самом деле художник? — спросил Володя.

— В самом деле.

— А я думал, вы охотник.

— Я художник и охотник. Художник все должен уметь. Тогда он будет настоящим мастером своего дела.

Володя долго молчал, прежде чем задать свой главный вопрос. Он осторожно, потому что сейчас решалось самое важное в жизни, спросил:

— А Снежков?

— Снежков? Ого!

— Он охотник?

— Он у нас самый главный заводила! Того медведя тогда он убил.

Счастливо рассмеявшись, Володя уже безбоязненно начал задавать вопросы:

— Он храбрый?

— Самый храбрый!

— Сильный?

— Конечно…

А в этот момент звонкие птицы снова рассыпались по тайге:

— Коннико-ов… Вы что жа-а-а!

— Пойдем. Карасик ждет. Смотри, звонко как! — похвалил Конников, явно восхищаясь голосом неизвестного Карасика.

Володе тоже захотелось чем-нибудь восхитить своего спутника, и он, напрягая голос, распустил по тайге почти таких же, как у Карасика, звонких птиц:

— Кара-а-а-сик, мы иде-е-ом!

Продолжается путешествие по неизвестной стране, по большой, доброй Земле Снежкова. Открытие следует за открытием.

А Карасик-то и не мальчишка вовсе. Это девчонка. Вот отчего такой звонкий крик получается. Девчонки на это мастерицы. Хотя, надо прямо сказать, Карасик — девчонка совсем особенная. Она таежная девчонка. По-настоящему ее зовут Катя. А фамилия у нее необыкновенная — Карасик. Катя Карасик.

Все это сообщил Конников, пока они выбирались из тайги.

— И еще, — сказал Конников, — она здорово плавает. Видишь — река, она ее запросто переплывет.

Таинственное Море Ясности, которое переливчато светилось среди черной тайги, оказалось широкой таежной рекой. Над ней стоял негустой голубоватый туман. Совсем непонятно, почему река такая светлая, когда кругом — и на земле и на небе — совершенно темно. Может быть, это от тумана? Вдоль черного берега, среди черных, шумящих вершинами деревьев мелькают несколько золотистых огоньков. На светлой речке тоже виднелись огоньки и слышались гулкие, тяжелые удары бревен и голоса людей, которые делали там, в тумане, какую-то таинственную работу.

Соболь, как дисциплинированный пес, бросился к девочке и негромко гавкнул два раза, докладывая о выполненном задании.

Катя поднималась по крутому берегу им навстречу, вырисовываясь на светлом фоне реки, будто вырезанная из черной бумаги.

В одной руке Катя несла ведро, в другой — какой-то длинный шест с обручем на конце. Обруч обтянут сеткой, с которой капала вода.

Володя сообразил, что это сак, которым ловят рыбу, и сразу понял, какая это стоящая девочка. Только такие и должны жить здесь, на Земле Снежкова.

— Много поймала? — спросил Конников.

— Да нет. Вас услыхала — бросила.

Она поставила ведро и, как взрослая, поздоровалась с Конниковым. Он сказал:

— А это Володя. Из города. Ничего не боится.

Девочка и Володе протянула руку, как взрослая, и, аккуратно складывая пухлые румяные губы, представилась:

— Катя. А чего у нас тут бояться?

На ней была старая телогрейка, подпоясанная пестрым пояском от какого-то летнего платья, блестящие резиновые сапожки до колен и, как у взрослой, туго, затянутая косынка на голове.

От ее одежды шли великолепные запахи ночной реки, смолы, рыбы, запахи необыкновенных приключений. Володя понюхал свою руку, от нее тоже пахло ночной рекой и рыбой.

— Подержи, — сказала девочка, передавая Володе сак.

— Отец где? — спросил Конников.

Поправляя волосы, выбивавшиеся из-под темной косынки, она заговорила непонятными словами:

— Да все на выпуске. Так на бонах и пропадает третьи сутки. А лес все идет да идет. А по рации с рейда требуют, чтобы выпустили не меньше как две тысячи кубиков за смену… А вы на кордон?

Конников ответил тоже не совсем понятно:

— Утром сплавимся.