Океан. Черные крылья печали

Ангелика лежала на боку, закрыв глаза и положив руки под голову. На устах девушки играла легкая полуулыбка. Она только недавно проснулась и теперь слушала разговор синьоры Полетте с синьором Дорети. Точнее говорила одна синьора Полетте, а синьор Дорети сидел рядышком и молчал, полуприкрыв глаза. По всей видимости, он даже не слышал ее, как обычно погрузившись в омут собственных воспоминаний.

Синьора Полетте говорила о ночной грозе, посланной, по ее словам, не иначе как самим Всевышним, наконец-то услышавшим их молитвы. Говорила, что она нисколько не сомневалась в том, что им удастся пережить ужасные часы жажды, верила в бога и надеялась на его помощь. Синьору Полетте вряд ли можно было назвать сильно верующим человеком. Скорее, она была как все – в обычной жизни вспоминала о боге меньше, большей частью по выходным, когда ходила в церковь или по праздникам, в частности религиозным. А вот в трудную минуту религиозность синьоры Полетте, впрочем, как и многих из людей, увеличивалась, она много молилась, возлагая надежды на бога. Ангелика и сама стала более религиозной после катастрофы, хотя до этого события назвать ее религиозной было нельзя. Церковь она посещала большей частью только по религиозным праздникам, да и о боге вспоминала не часто. Но после катастрофы она начала молиться. Молилась, как умела. Просила бога о том, чтобы их как можно скорее нашли спасатели, о том, чтобы она поскорее увидела родных, смогла обнять маму, отца, понежиться в объятиях Леопольдо. Но больше всего просила… нет, даже молила о возможности принять ванну, со всевозможными гелями, шампунями, скрабами, кондиционерами для волос и множеством других безделушек, о которых печется любая современная девушка.

Ангелика часто представляла, что будет делать, когда вернется в Милан. Первым делом она даже не даст возможности Леопольдо прижать ее к груди, а быстренько залезет в ванную и несколько часов будет сидеть там, приводя себя в человеческий вид. Ангелика успела привыкнуть к гнилостному запаху изо рта, к той ужасной вони, которая исходила от ее давно немытого тела (и кто только выдумал этих акул?), к всклокоченным волосам, давно не знавшим расческу, к пальцам, уже успевшим позабыть, что такое маникюр. Успела привыкнуть, но так и не смогла смириться с этим. Нет. Для девушки начала XXI века это было слишком тяжелым испытанием, настоящим ударом, поэтому неудивительно, что самой большой мечтой для Ангелики было привести себя в порядок. А вот когда она выйдет из ванной, наступит время для обнимашек с Леопольдо, она выслушает все его вздохи и ахи о том, как он сильно скучал, как ему было тяжело, как мечтал о встрече с ней (она, конечно же, будет лежать рядышком, нежиться в его объятиях и чуть ли ни мурлыкать от удовольствия как кошка). Когда же они с Леопольдо насладятся друг другом, она посетит салон красоты, приведет в порядок волосы, ногти, кожу. После салона, вновь обретя свою красоту, она первым делом поедет к родителям. Ох и натерпелись они из-за нее. Ангелика всегда с болью в сердце думала о том, как страдают родители, не ведавшие о ее судьбе, возможно, думают, что она умерла, хотя на самом деле она еще ой какая живехонькая.

Улыбка Ангелики стала шире, когда она подумала о том, как хорошо, что у них снова есть вода, и теперь им не грозит смерть от жажды, по крайней мере, ближайшую неделю уж точно. А за неделю всякое может произойти. Если их не найдут спасатели, то им обязательно встретится какое-нибудь судно. Да, стоит признать, что океан, конечно же, большой, но и людей не кучка перепуганных дикарей, а много миллиардов человек, и хоть один из этих миллиардов, какой-нибудь капитан корабля или самолета, обязательно их заметит. То, что за все время скитаний по океану Ангелика не увидела ни одного корабля или самолета в эти минуты ее не огорчало. Такова сила вновь обретенной надежды.

Ангелика открыла глаза. Эбигейл шушукалась с Кирком. Винченцо лежал недалеко от них, поджав ноги, и жевал сухой брикет. Вид у него был намного лучше, чем раньше. Вода и в самом деле вернула его к жизни, да и не только его. Всех без исключения. Еще вчера в лодке находились живые трупы. Сегодня же "трупы" ожили, и если бы не остатки усталости на лицах, говорившие о перенесенных недавно горестях, вряд ли кто мог сказать, что эти люди умирала от жажды.