Океан для троих (СИ)

— Привыкнуть к чему? — тихо переспросила Дороти, чувствуя себя словно птенец в теплом гнезде. Только вот крылья давно выросли, и похоже, что с отлетом она припозднилась.

— Ко всему. К нему. Ко мне. Я храплю.

— Громко?

— Чертовски, — Доран осторожно потянулся, чтобы встать, но был сразу перехвачен Дороти, а Рауль, не просыпаясь, пробурчал что-то грозное.

— Тшш, я только возьму табак, — успокоил Доран, и Дороти ослабила хватку.

Получить обратно Дорана — вот такого, живого, относительно невредимого, по-прежнему ироничного — было каким-то дьявольским чудом. Его хотелось трогать все время, каждую секунду убеждаясь, что он не мерещится, не снится. И отпускать от себя не хотелось даже на миг.

Но тот посмотрел с укором, и Дороти разжала пальцы, чтобы спустя минуту любоваться, как, раскурив короткую трубку, Доран с удовольствием затягивается горьким дымом и выдыхает его, иногда пуская кольца.

— Я не хочу возвращаться, — внезапно для самой себя сказала Дороти и ощутила тень той самой поджидающей за досками сходен тоски.

Потому что как бы ни была прекрасна сказка, но “Каракатице” придется вернуться в Алантию, а Дороти — на службу. А сначала — в свое поместье.

К чужому мужчине, который ни в чем не виноват, просто умеет хорошо слушать. Все оставленное за спиной, выброшенное на эту ночь за борт, никуда не делось, а всплыло, точно раздувшийся покойник.

— Но я должна. Не знаю, как мне…

“Как мне уйти от вас”, — про себя закончила Дороти, но Доран только бровь поднял, прищурился и губу прикусил — как в детстве, когда задумывал грандиозную шалость, за которую потом им влетало пониже спины, невзирая на благородное происхождение.

— Я думал, мы доходчиво объяснили, где твое место. Но, видимо, придется повторить. А потом еще раз, для укрепления памяти, — клуб дыма завитушками устремился к потолку, а Доран встал с кровати, на которой они каким-то чудом умещались втроем, и прошел к столу.

Дороти смотрела на него во все глаза, узнавая заново. И не узнавая совсем. Перед ней больше не было того веселого, гибкого портового забияки, который пошел на “Холодное сердце”, не было пустого изнутри призрака с мертвого корабля. Доран стал кем-то третьим — изменившись как внутри, так и снаружи.

Маменька Дороти сказала бы “возмужал”, хотя у Дороти на языке вертелось “заматерел”.

Доран стал очень широк в плечах, мягкий овал лица приобрел жесткость, скулы стали точно высеченные ветром. Когда-то порочная линия рта обрела покой, ровно до тех пор, пока Дору не приходило в голову облизать губы. Он весь стал каким-то другим, но при этом ухитрился остаться собой.

— Вот, — Доран пихнул в руки Дороти стопку бумаг и уселся рядом. — Твое будущее, моя маленькая леди.

— Я не могу оставить службу, я дала присягу…

— Ну и где твои манеры? Папенька же учил тебя — сначала смотреть, что схватила. — Доран улыбнулся неожиданно мягко. Отложил все еще дымящуюся трубку на медное блюдо на низком столике у кушетки и лег обратно. — А потом уже хныкать, — закончил он куда-то Дороти в живот, отчего сразу захотелось сжечь к чертям все бумаги на свете и просто закрыть глаза.

И остаться здесь.

Но командор Вильямс была прежде всего командором Вильямс, поэтому она открыла плотный казенный конверт и попыталась вчитаться. Сумерки не дали разглядеть написанное, строчки расплывались, и в них мерещилось вовсе не то, что нужно, а то, что желалось.

Доран затеплил от трубки лампадку, все также не вставая, и обжег дыханием кожу.

— Так лучше?

Дороти только выдохнула пораженно, потому что в конверте было невозможное — Дороти Вильямс, по ее же личной просьбе, отправляли на службу обратно во владения Короны, требующие на данный момент наибольшего вложения военной силы — на Большого Краба, потому что иверская угроза там сильна как никогда, и очень славно, что пожелания самой командора находятся в полном согласии с планами штаба.

— Погоди, но я же просилась на Восточные острова…

Доран рассмеялся тихо и спустился ниже, к лону Дороти, рискуя свалиться с кушетки, потом прижался губами к выступающей косточке на бедре и проговорил, иногда прерываясь, чтобы коротко поцеловать: