— Да ладно тебе, — поднимается, не веря тому, что этот парень — тот самый, что творил с ней такие вещи в притоне — может действительно так переживать об отношениях с кем-то. — Её здесь нет, — встает позади, привстав на цыпочки, чтобы шептать ему на ухо. — Она не узнает, — касается его плеч пальцами, заставив парня ощутить странное сжатие в животе. То самое. Знакомое жжение. Он резко оборачивается, перехватив одну её руку за кисть, чтобы болезненно дернуть в сторону, но замирает, взглядом врезавшись в Тею, стоящую на пороге комнате и неуверенно перебирающей ткань своего свитера. И вместо того, чтобы причинить желаемую боль Рубби, он как-то скованно отпускает её руку, зачем-то прокашлявшись. Рубби оглядывается, окинув Оушин вниманием с особой неприязнью, ведь отец рассказывал ей об этой пациентке, у которой есть выбор.
Тея растеряна, но пытается выдать что-нибудь нормальное:
— Красивый дом, — избегает зрительного контакта с Рубби, прекрасно ощущая её недоброжелательность. — И комната у тебя красивая, — шепчет, вовсе опустив глаза в пол.
— Мы будем в одной комнате, — Дилан хрипло заявляет, чем привлекает к себе внимание присутствующих: Рубби пялится на него с легким недопониманием, а Тея сдавливает губы, затем тревожно покосившись на дочь Эркиза.
Дилан опускает равнодушный взгляд на Рубби и произносит с ноткой угрозы:
— Во избежание конфузов.
Девушка изгибает брови, начинает осознавать и потому вновь оглядывается на Тею, но уже с иным выражением лица изучает её, скривившись:
— Да ладно?
Оушин буквально обдает холодом. Она складывает руки на груди, защищаясь морально от незнакомки, а та фыркает, исказившись презрением. Но все-таки принимает намек, уверенным шагом покидая комнату. При этом Тее приходится вжаться в дверной косяк, чтобы эта девушка не пихнула её. Оушин провожает Рубби взглядом, непонимающе хлопая ресницами. Что она успела сотворить, чтобы к ней прониклись таким недружелюбием?
— Забей, — О’Брайен привлекает к себе внимание, продолжив опустошать сумку. — Закрой дверь.
Тея глупо приоткрывает рот, выйдя за порог, и тянет на себя дверь, чем заставляет парня усмехнуться и уточнить:
— Закрой дверь с этой стороны, мышь.
Происходящее пугает, но вместе с тем это те самые перемены и сдвиги, которых они так ждали. Роббин разбирает свою сумку. Ричард сидит на краю кровати. Хранят молчание, пытаясь вести себя по-взрослому. Никаких конфликтов. Если дети начнут их провоцировать, нужно воздержаться и повести себя разумно. Сложная ситуация. Очень шаткая. В доме царит напряжение.
Эркиз поднимает глаза на Роббин, которая неуверенно топчется возле раскрытого шкафа, не зная, на какую полку лучше положить свои вещи. Она переводит на него взгляд. И они оба испытывают моментальное успокоение. Все неустойчиво? Верно. Но при этом им так приятна мысль, что это наконец произошло. Будто… так и должно быть. Причем, будто им уже давно следовало быть вместе. Столько времени впустую из-за их собственного эгоизма. Остается только наверстать упущенное.
Даже умудряются успеть улыбнуться друг другу до того, как в комнату без разрешения входит Рубби. Настрой негативный, даже агрессивный. Это видно сразу, и Эркиз уместно напрягается.
— Это та больная девка? — Рубби складывает руки на груди, встав в защитную позу. Роббин, сжав вещи, оглядывается на Ричарда, не зная, как реагировать на нездорового человека, а мужчина сохраняет ровность в голосе:
— Рубби…
— Которая сама убивает себя? — её заметно трясет. У Роббин кислород встревает в глотке. Она понимает, в чем заключается причина агрессивности со стороны Рубби, вот только как с этим работать — не имеет понятия, ведь намеренно избегала брать к себе детей, у которых нет шанса.
Эркиз молчит. Тяжелым взглядом обдает дочь, которая гордо держит голову, сильнее сдавив пальцами кожу плеч, и разворачивается, уходя прочь из спальни. Мужчина тихо, но глубоко вздыхает, опустив лицо в ладони, чтобы хорошенько потереть кожу. Роббин недолго смотрит в сторону порога комнаты, всё-таки решаясь подать голос:
— Она в отчаянии, — поворачивается и подходит к Ричарду, коснувшись его плеча пальцами в качестве жеста поддержки. — Её можно понять.
Мужчина продолжает молчать. Всё слишком сложно. Не хочет поднимать голову, не хочет показывать свое лицо. Он тоже в отчаянии. Он, черт возьми, столько лет в этом гребаном состоянии.
Долгие годы вины. Он не может помочь дочери. Как когда-то не смог спасти её мать.
— Рич, — Роббин приседает на корточки напротив, массажируя его плечи и с тревогой всматриваясь в ладони, за которыми он прячет свои эмоции. — Ты не виноват.
Касается лепестка. Слегка помятый бутон, но по-прежнему живой. Тея невольно улыбается, разглядывая растение в горшочке, и оборачивается на Дилана, который перекладывает одежду в шкаф, и подступает к нему, сцепив ладони за спиной:
— Ты напряжен, — замечает, как необычно дрожат его руки, и полагает, что причина в происходящих переменах. О’Брайен оглядывается, хмыкнув со сдержанной улыбкой: