Океан и Деградация (СИ)

— Сама понимаешь, почему, — отворачивает голову, скрыв очередную попытку проглотить ком в глотке. Дело не только в Эркизе, которого он на дух не переносит, не только в Рубби, которая может рассказать кое-что отвратительное. Проблема в том, что у Дилана есть один секрет. И если Оушин узнает… вряд ли отреагирует с прежним пониманием и попыткой помочь, ведь он лжет, толкая Тее речи о необходимости работы над собой. Когда сам не справляется с зависимостью.

***

Атмосфера не располагает к принятию пищи. На кухне царит усиленное напряжение. За небольшим столом Эркиз попытался собрать всех, чтобы как следует познакомить, но в итоге присутствующие молча стараются разобраться с едой, дабы скорее разойтись по комнатам. Сижу рядом с Диланом, дергая вилкой спагетти, от вида которых мутит. Роббин занимает место рядом с Эркиза, а Рубби сидит как-то на углу, в отдалении от общей массы. Я поглядываю на неё редко, чувствуя с её стороны по отношению к себе неуместную неприязнь. Быть может, ей противно то, как я выгляжу, хотя сама она не светится здоровьем.

— Тея… — Эркиз явно с трудом берет себя в руки, решаясь заговорить. — Как тебе дом? — даже улыбается, пускай его улыбка полна неясной мне печали, но я вдруг проникаюсь теплом и сочувствием к этому человеку, поэтому тяну на лицо улыбку, отвечая вроде бодренько:

— Красивый и очень большой.

— А комната Рубби… — начинает Эркиз, но Дилан перебивает его, как ни в чем не бывало заявив за столом:

— Она будет спать со мной, — не поднимает глаза, продолжив без желания есть ужин, а взгляды присутствующих скрещиваются на его персоне, заставив меня гореть от стыда и смущения.

Эркиз моргает, переводит внимание на Роббин, а та ниже опускает голову, сдержанно вздохнув. Видимо, она ему не рассказывала о наших отношениях с Диланом.

— Кстати, как первая терапия с Мэгги? — глаза женщины вдруг загораются, ведь она находит, о чем можно поговорить, и я искреннее взираю на Роббин с надеждой, рассчитывая помочь унять морозность между всеми:

— Она очень милая, — всем видом оказываю Роббин поддержку, за что она мне благодарно улыбается. Тут и Эркиз подключается:

— К слову, с точки зрения ответственного за тебя врача, — указывает на меня вилкой, — мне теперь удобно следить за твоей реабилитацией.

Рубби фыркает — и холод возвращается мне под кожу. Пытаюсь не смотреть в её сторону, врезавшись взглядом в тарелку, полную еды. Эркиз не знает, что мне столько не съесть. Наложил щедро. Мужчина зыркает неодобрительно на свою дочь, не комментирует её поведение, но этого и не требуется. Рубби решает озвучить свои мысли без лишнего пинка:

— Будто она в этом заинтересована.

— Рубби, — мужчина притоптывает ногой под столом, а Роббин заметно хмурится, пытаясь промолчать. Я всё-таки поднимаю голову, взглянув в сторону девушки, которая плюет на отца, пялится на меня в ответ, выражая серьезное негативное негодование:

— Если бы она хотела поправиться, она бы не выглядела так. Столько людей пекутся о тебе, утопаешь в чужом внимании, а сама ни хрена не стараешься.

В груди кольнуло знакомое чувство вины.

— Тея старается, — Роббин всё же не выдерживает, встав на мою защиту, а Дилан косым взглядом терзает дочь Эркиза. Отчего-то я начинаю ощущать жалость к ней, поэтому пинаю парня коленом, перенося его давящее внимание на себя.

— Правда? — Рубби хмыкает. — Она так и не притронулась к еде, мисс О’Брайен, — криво улыбается, отчего, как мне кажется, круги под её глазами становятся лишь больше, словно негативные эмоции моментально ухудшают её состояние, незамедлительно влияя на здоровье. Не могу оторвать от Рубби взгляд. Она терзает свою губу, по всей видимости испытывая настолько сильную злость, что у меня каким-то образом от неё начинает болеть голова.

— Бесят такие люди, — шепчет сквозь зубы. — Почему у таких, как ты есть выбор?

— Рубби, — Эркиз грубеет, — перестань.

— У меня вот нет выбора, — с ядом прыскает девушка, ненавистным взглядом прорезая мое лицо. Я приоткрываю рот, понимая, что не могу вдохнуть полной грудью. Настолько… настолько её злость ощутима.

— Так… — Эркиз кладет вилку в тарелку, желая прервать дочь, но та срывается на крик:

— Я сдохну! Твоя дочь умирает, а ты печешься обо всех, только не о ней…