Океан и Деградация (СИ)

— Ты сама не даешь тебе помочь! — мужчина кулаком наносит удар по столу, отчего вся посуда издает короткий, но режущий слух звон, заставив меня и Роббин вздрогнуть, а рука Дилана на автомате ложится на мой живот, словно в попытке оградить от мужчины напротив. Сам парень с напряженной готовностью атаковать смотрит на Эркиза, который… не проявляет агрессии. Лишь давит на сжатые веки глаз пальцами, когда Рубби встает, с грохотом опрокинув стул, и шаткой походкой покидает кухню. Тишина. За окном громыхает непогода. Дождь сильными ударами капель колотит по окну. Дилан продолжает рукой «ограждать» меня от мужчины, от которого я не чувствую агрессии. Он выглядит подавленным и уставшим. Роббин обеспокоенно кладет ладонь ему на плечо, потирает, коротким взглядом наградив Дилана. Тот убирает от меня руку, встает, забирая тарелку, и подходит к холодильнику, неаккуратно поставив посуду на одну из полных продуктов полок.

Я провожаю его обеспокоенным взглядом до двери. Парень уходит, оставив меня наедине с взрослыми. Скованно ерзаю на стуле, почему-то чувствуя вину за произошедшее. Роббин продолжает одаривать мужчину успокаивающим поглаживанием по плечу. Эркиз не разжимает век и всячески старается не сорваться на выражение не совсем «мужских» эмоций.

Опускаю глаза в тарелку. Полную еды. Мясо, овощи и спагетти. Сглатываю. В голове без остановки мечутся слова Рубби. Короткое замечание, ставшее гложущей фикс-идеей.

Морщусь, наматывая лапшу на вилку. Глубоко дышу, не позволяя разуму давать оценку происходящему. Активно, словно нервно, моргаю, еле подтянув вилку к подбородку. Ладонь внезапно наливается свинцом. Пальцы немеют. В голове полнейшая паника. Начинаю хуже воспринимать окружающие звуки. Настолько мой организм противится тому, к чему не привык. Настолько не желает идти против стремлений, бок обок с которыми я существовала столько лет. Но я отталкиваю саму себя в дальний угол, сунув вилку в рот. Полностью. Губы дрожью встречают полную вкусов еду.

Пережевываю, пристальным взглядом врезавшись в стол. Стараюсь не анализировать.

Слышу только, как Роббин с волнением просит:

— Не торопись, — осторожным тоном, совсем тихо, будто боясь спугнуть мое рвение питаться.

Я продолжаю есть. Давлюсь, но меня это не останавливает. И буду есть, пока тарелка не станет пустой. Ведь я хочу измениться. Я работаю над собой. Я справлюсь. Хочу сделать это для себя. И для тех людей, которые так яро верят в меня, несмотря на мое долгое нежелание меняться.

Ради Дилана и Роббин. Я буду продолжать.

Пустая тарелка. Сижу, совершенно никакая. Уставшая и… не знаю. Чувствую себя странно. Очень непривычно. И как-то неприятно. Опираюсь на спинку стула, не в силах пошевелиться, ведь любое движение провоцирует тошноту. Окей, это был мощный рывок в сторону перемен, но… я не была к такому готова. Точнее, мой желудок.

— Как себя чувствуешь? — со мной здесь осталась только Роббин. Она отправила Эркиза принять душ, а сама занялась уборкой кухни. — Ты съела очень много… — моет посуду, оглядываясь на меня с тревогой. Я еле приседаю, опершись руками на стол, и выдыхаю:

— Как медведь, — мое сравнение заставляет женщину улыбнуться. — Хочется лечь на бок. И спать.

Роббин по-прежнему переживает о том, как мой желудок справится с такой нагрузкой, поэтому спешит попросить:

— Иди. Лучше ложись скорее спать.

Отворачивается, а я поднимаю на её затылок взгляд, вдруг ощутив прилив решимости:

— Это ничего? — произношу вопрос, зная, что женщина попросит конкретизировать.

— Что? — она лишь краем уха поворачивает голову, думая, что не четко расслышала меня. Я набираю воздуха в легкие, терпя тошноту, и вновь пытаюсь выдавить свои мысли не в самой правильной форме:

— То… что мы с Диланом?

Уверена, она хорошо расслышала мои слова. Роббин продолжает стоять ко мне спиной, намыливая одну из тарелок, а я терпеливо ожидаю её ответа. Женщина кладет посуду на полотенце, чтобы она сохла, и делает напор воды тише, чтобы не надрывать горло:

— Мне лишь страшно думать о том, что произойдет, когда между вами это прекратится, — начинает, вгоняя меня в напряжение. — Отношения, особенно в вашем возрасте, — развлечение временное, — шепчет, временно прекратив орудовать губкой. Молчим. Я опускаю глаза. Подозреваю, Роббин также смотрит на дно раковины, пока не заговаривает вновь: — Ладно. Иди. Наверное, даже хорошо, что вы будете спать… вместе, — запинается, всё-таки неодобрительно прищурившись. — Тебе будет спокойнее.

Разговор не помог. Внушил мне больше противоречий, с которыми я еле добираюсь до комнаты, то и дело поглаживая живот, чтобы тот не решил избавиться от еды. Именно так он поступал, выручая меня, потому что моя цель была совершенно обратной. А теперь придется напрячься и удержать всё в себе.

Открываю дверь, некоторые секунды простояв на пороге, пока Дилан натягивал на тело чистую футболку, в которой собрался спать. Оборачивается, взглядом поинтересовавшись, чего я застряла, а я намереваюсь обрадовать его своей маленькой победой над собой:

— Я объелась.

И реакция ожидаема.