Океан и Деградация (СИ)

Тея набирается смелости рассказать кое-что о своем детстве, чтобы Дилан не чувствовал себя настолько некомфортно с ней. Она хочет, чтобы он понял: ей охота быть открытой с ним, просто, говорить о некоторых вещах ей непривычно.

— Когда я была маленькой, в такую грозовую ночь, мама повесилась, — сама не смотрит на парня, предпочитая в такие моменты фокусироваться на дожде. — Отец запирал её в комнате с забитыми окнами, чтобы она не могла выбраться. Наверное, он тоже любил контроль. — И переходит к основной тревоге: — Я просто не хочу, чтобы твоя проблема развилась до такой степени. Ты не тиран. Но… насколько я знаю, мой отец тоже не был таким, когда познакомился с мамой. Она иногда рассказывала о нем, о том, какой он был обходительный и заботливый. Чересчур заботливый. Я не хочу, чтобы ты деградировал в нечто подобное.

Дилан моргает, сильнее хмурит брови. Попытка вдохнуть полной грудью для него не увенчается успехом. Оушин отводит взгляд в стену, сжав пальцами плечо. Холод продолжает распространяться под кожей.

— Я не знаю, — О’Брайен не думал, что всё-таки заговорит, но похоже обстановка располагает к душевным беседам, — каким был изначально мой отец, — прикрывает веки, старательно изолируясь. — Я помню его уродом, вот и все. Он… — язык вяжется узлом, а во рту проявляется вкус горечи из-за подступающей тошноты. Тея опускает глаза, молчит, ждет. Он должен продолжить говорить.

— Как-то раз он… — Дилан вновь принимается кусать губу, бегая взглядом из стороны в сторону. Тея зачем-то кладет ладонь на его затылок, начав ногтями массировать кожу, отчего парень моментально покрывается мурашками, непроизвольно прикрыв веки и сморщившись, проронив тяжелый вздох.

— Роббин спала, он закрывал её в комнате. Я остался с ним, — прерывается, откашлявшись, а Тея хмурится, догадываясь, к чему всё идет. — И он сказал мне раздеться.

Оушин старается не проявлять эмоций, но чувство тошноты становится невыносимым. В глазах жжется. Девушка еле справляется с собой, концентрируясь на парня, следующие слова которого внезапно вызывают темные пятна перед глазами.

— Эм… он, — Дилан хмурится, словно сам не до конца верит своим воспоминаниям, — дрочил на меня. Сидел на диване, меня поставил к телевизору и долго-долго… — замолкает. Судя по всему, это продолжалось долго, а для ребенка так вообще вечность.

Тея видит, как активно начинает дышать парень, поэтому пытается осторожно уйти от больной темы:

— Роббин не знает?

— Нет, ей не нужно этого знать, — ему хуже. Его трясет. Тея чувствует это ладонью. И ей становится не по себе. Глотка сжимается, глаза покрывает соленая пелена.

От осознания, что столько людей, живущих, кажется, обычной жизнью, страдают от подобных детских травм. Каждый, возможно, скрывает подобное безумное воспоминание, глубоко посаженное в сознании. Тее всегда ошибочно казалось, что она одна такая бедная и несчастная с тяжелой судьбой. Как же она наивна и эгоистична. И глупа.

С этим надо что-то делать. Все его проблемы из-за непроработанных детских травм. Теперь Тея Оушин уверена, что ему нужна помощь, иначе он полностью будет охвачен Деградацией.

Ни черта у Дилана не хорошо, наоборот. Он просто прекрасно притворяется.

— Я пытаюсь исправиться, — Тея начинает с опаской. — И было бы здорово, если бы ты тоже позаботился о своем ментальном здоровье, — пытается уловить негативные эмоции на его лице. — Может, тебе обратиться к специалисту?

О’Брайен сильнее напрягается. Пристально смотрит перед собой, разрезая слой темноты взглядом. Его руки заметно дрожат. Тея наклоняется, поглаживая его волосы ладонью, и шепчет на ухо:

— Всё. Не думай об этом, — пытается вернуть парня в реальность из глубин прошлого, но Дилан слишком серьезно влез в воспоминания, потому продолжает мысленно скакать от одной картинки в сознании к другой. И все они полны какого-то безумства. Это и есть его детство? Тот фундамент, что должен закладываться для дальнейшего формирования личности?

Парень сглатывает. Не может остановить процесс.

Тея с тревогой ложится рядом, обхватив одной рукой его спину, и носом упирается в его лоб, начиная сожалеть о том, что заставила парня вернуться к темноте внутри себя.

Тяжело тормошить детские раны, тем более если они не затягиваются, а ты снова и снова их сдираешь, выпуская кровь воспоминаний.

Оушини проводит пальцами по татуировкам, нащупывает скрытые под рисунками шрамы и моргает, невольно и молчаливо роняя тяжелые слезы. Это все маскировка. Его личная. И какие бы между ними не образовывались отношения, она не будет знать всего. Он никогда не раскроется полностью, и не потому, что не доверяет, а просто не выдержит такого давления прошлого.

В этом они с ним похожи. Тея тоже вряд ли когда-нибудь будет достаточно сильна для этого.

Ей страшно. Но пути назад нет. Тея Оушин влюблена, причем речь не о розовых соплях и ангелах любви, парящих над головой. Это больная зависимость, нездоровая, как она сама. Тея никогда не научится «любить» нормально, в привычном смысле этого слова. Её психика слишком поломана, как и сломлен сам О’Брайен.