Океан и Деградация (СИ)

Дэниел продолжает стоять на месте, не реагируя на ворчливых ребят, минующих его в качестве преграды на пути. В мыслях тишина.

Брук Реин больше нет?

***

За окном льет дождь. Хотелось бы увидеть мягкий снег, прочувствовать пушистую зиму, наполненную душистым морозом, а вместо неё мы имеем мерзкую, склизкую субстанцию, напоминающую смесь ранней весны и поздней осени. Конечно, такая погода удручает. Воздействует неблагоприятно на угнетенное сознание. Я стараюсь не смотреть в окно. Сижу на краю кровати в палате Рубби. Насильно увлекаю себя рисованием. Мэгги готовит, мне повезло. Считает, я — натура творческая. И могу отдаться рисованию, превратив самовыражение в медитацию. Сколько себя помню, творчество и правда помогало мне сохранить отрешенность от мира и проблем. Надеюсь, и сейчас оно поможет мне сохранить силы.

Рубби не встает. Дело не только в физическом истощении. Она отказывается есть, пить, не разговаривает ни с врачами, ни с медсестрами, ни с отцом. И редко открывает рот в моем присутствии, но я продолжаю приходить и сидеть с ней. Потому что обещала, что пройду всё это вместе с ней. Хотя и не произносила это обещание вслух. Но, полагаю, она всё понимает.

Рубби постоянно смотрит в окно, какая бы за ним ни была погода. Как ни зайду, её голова повернута в одну сторону, взгляд бесцельно сосредоточен на открывающемся виде. Думаю, с её ракурса можно рассмотреть только верхушки деревьев и небо. Которое постоянно серое и печальное.

Мне тяжело находиться рядом с человеком, медленно увядающим.

Но, выходит, только пребывая среди подобных я понимаю, как на самом деле выглядит смерть.

Каково её истинное лицо.

— Я так этого боялась.

Не сразу признаю голос девушки. Хриплый, безэмоциональный. Она тихо дышит. В глотке, наверное, пересохло, но она сама не принимает решения испить воды. Её приходится заставлять.

Перевожу взгляд с альбома на какое-то сухое лицо Рубби. Огромные глаза, которые раньше завораживали меня, теперь пугают. Взгляд потухший. Смотрю на профиль девушки, невольно принимая решение запечатлеть её вид на бумаге.

— И всё-таки меня здесь заперли, — Рубби выдыхает, медленно моргая, и переводит на меня взгляд, не шевеля головой:

— Иронично, да? — её сухие серого оттенка губы растягиваются в улыбку.

И что-то в моей груди щелкает, заставив сердце сменить такт ударов.

На устах Рубби потухшая улыбка Брук.

Я провожу в больнице почти весь день. Рано встаю вместе с Роббин, еду с ней в это холодное здание даже если у меня не намечается никаких процедур или занятий. И также поздно возвращаюсь в дом Эркиза. Роббин не оставляет меня одну.

Она стала намного внимательнее следить за мной и моим поведением.

Всё из-за смерти Брук.

— Как терапия? — она не сводит взгляда с темной дороги, неуверенно держит руль. Всё в её позе, голосе кричит о несобранности. Мне жаль её. Она не заслуживает чувствовать всё это.

Я должна говорить с ней.

— Нормально, — это большее, на что способна. Роббин мягко, но наигранно улыбается, пытаясь выглядеть расслабленной, чтобы не внушать мне тревогу, от которой сама страдает вот уже несколько дней.

— Дилан с тобой не связывался? — почему-то спрашивает шепотом, словно боится спровоцировать свою психику на проявлении слабости в виде слез. Она утаивает их от меня, но вечерами я слышу, как за шумом воды в ванной звучит её тихое рыдание.

Дилана нет уже третий день. Ни звонков, ни сообщений. Мы не знаем, где он пропадает с того дня, как исчезла Реин. И Норам испарился. Последний раз я видела его в больнице. Насколько мне известно, Дилан тоже не смог связаться с ним. В итоге и сам куда-то пропал.

Качаю головой, устремив взгляд в окно. Темнота вокруг. Поздний час. А Роббин еще на работу возвращаться. Мне могли бы разрешить ночевать в больнице, но чем чаще я бываю дома, тем выше возможность пересечься с О’Брайеном. Только волнением о нем забита моя голова. Это неправильно. Так с ума сойти можно. Наверное, примерно так строится сознание Дилана, зависимого от других людей. Он только и делает, что думает о них. Мне страшно представить, какое безумство его посетило в то мгновение, когда врач сообщил установленное время смерти Реин.

Её нельзя было спасти. Это не тот случай, когда человек просто желает привлечь внимание. Брук не хотела, чтобы ей помогли. Мне казалось, я смогла прочесть её подноготную, понять психологию и характер. Девушка предстала эгоисткой, желающей быть центром для друзей, но я ошиблась. Брук была такой же, как я. Такой же, как многие дети из лечебницы. Она скрывалась за личиной Океана. А улыбка её выражала Деградацию.

— Мы… — Роббин отвлекает меня от мыслей о Реин, — мы должны быть очень терпимы, — её голос дрогнул, и я перевожу на неё обеспокоенный взгляд. — Сейчас.

Хмуро смотрю на профиль женщины, подметив, как неустойчива её мимика. Роббин пытается придерживаться маски безразличия, но её сотрясает страх.

Ей странно, потому что она знает другого Дилана больше, чем я.

Она знает, что может произойти. И потому её глаза полны ужаса.