Не чувствует пальцев. Не чувствует ног. Подвижность тела давно утеряна вместе с желанием что-либо делать, как-либо бороться. Даже в мыслях сплошное затишье. Изо дня в день взгляд направлен в окно. Фокусируется и не меняет своего направления, не реагируя на попытки людей установить контакт.
Просыпается, видя блеклое небо. Засыпает, видя темное небо.
Небо
Боль от отекшего тела не ощущается. Сегодня сердце непривычно медленно ударяет о ребра, медленно перегоняя кровь. Особо холодно. И при этом душно. Жаром буквально охвачено сознание. Внутри черепа горячо. Из носа постоянно идет кровь. Привкус металла становится естественным для языка.
В палате шумно, но шум раздается эхом, совершенно не досягая Рубби. Она продолжает смотреть в окно, на небо.
Этот урод солгал
Взгляд, ничего не выражающий, но за ним тлеет обида.
Говорил, что
— Вызовите доктора Эркиза.
Томас, говорил, что мы вместе уйдем
— У него сегодня отгул.
Сухой кашель рвется через глотку. Она рвет её, изводясь тяжелым давлением. Кажется, из носа вновь течет горячая жидкость.
— А Роббин?
— Она отъехала…
Взгляд несобрано скользит с мутностью от окна в сторону потолка, когда тело насильно кладут на спину, ровно, чтобы удачно оказать помощь.
Её глаза словно покрыты серой пленкой. Она не способна понять, кто вокруг неё. Смазанные лица незнакомцев.
— Мы сможем подключить её к искусственному питанию.
Не надо
Глазные яблоки шевелятся с опозданием за мыслью. Она хочет вновь уставиться в окно, но почему-то голова не слушается, оставаясь в одном положении. Видеть всех этих людей. Кто они? Почему их лица кружат рядом с ней? Зачем они светят ей в глаза? Зачем говорят на непонятном для неё языке?
Оставьте меня в покое
Слишком неожиданно физическая тяжесть испаряется — и Рубби поворачивает невесомую голову, взглянув в сторону окна, за которым пасмурное небо одаривает стекло каплями дождя. Никаких голосов, только отдаленное эхо, но оно достаточно тихое, чтобы рубби не обращала на него внимание. Она с недоумением изучает погоду, ощутив приятное успокоение.
Мне нравится дождь
Никакой боли. Никакого дискомфорта. Вообще никаких ощущений. Легкость. Лишь в груди вместо твердых ударов образовывается каменная тяжесть. Будто наполненный кровью орган отекает, увеличиваясь в массе.
Булыжник в груди
Рубби приподнимается на локти, не находя свою способность двигаться странной. Затем вовсе приседает, всё также смотря в окно. В палате главенствует полумрак благодаря серой погоде. Слышен шум дождя. Шум ветра. Прибой воды. Каким образом ей удается слышать Океан? Рубби в растерянности моргает, с недоверием приложив к груди ладонь. Щупает кожу под футболкой пальцами, понимая, что внутри что-то жесткое, мешающее шевелиться.
Камень.
— Долго ты собираешься валяться?
Рубби медленно поворачивает голову, скользнув взглядом по стене, и тормозит им на парне, стоящем за порогом палаты, в коридоре, погруженном во тьму. Она еле разбирает черты его лица.
— Я просил тебя собраться еще полчаса назад.
Томас держит ладони в карманах джинсов, с негодованием смотрит на Рубби, готовясь вставить еще одну возмущенную реплику.
— Я одета, — Рубби плохо соображает. Она с неоднозначным чувством изучает себя. Вот — джинсы. Вот — куртка. Она готова идти.
Томас молчит. Рубби медленно спускает ноги с края кровати, при этом пытаясь собраться с мыслями и вести себя привычным образом:
— Где ты шлялся, кретин? — фыркает, но выходит как-то нежно. Она слишком часто представляла, как надерет Томасу задницу, когда он всё-таки соизволит явиться.
Представляла, что ни за что не простит его за предательство. Но сейчас эти мысли куда-то улетучились. Девушка ничего не помнит.
Томас прекращает хмуриться и говорит больно беззаботно:
— Тебя ждал.
Рубби поднимает на него удивленный взгляд, правда, голос звучит безразлично:
— А где была я?
Смотрят друг на друга. Молчат. Глаза Томаса кажутся ей неправильно стеклянными, но она не придает этому значения, когда он чуть отступает назад, позволяя темноте глубже всосать свое тело:
— Так ты идешь? — интересуется, а внутри неё разгорается паника.
Ей не хочется оставаться одной. Больше.
— Конечно, — неправильно взволнованно тараторит под нос, предприняв попытку спуститься с кровати, но тяжесть в груди не позволяет двигаться.
Голоса вокруг. Кто-то пытается говорить с ней.
— Уверена? — Томас без эмоций задает вопрос, лишний раз не моргает, наблюдая за тем, как Рубби всё-таки встает на ноги. Девушка не ощущает стопами холодного пола.
Невесомость.
— Я не желаю больше торчать здесь, — продолжает сутулится, приложив к груди ладонь. Странно.
Не дышит. А надо бы. Наверное.
— Уверена? — Томас следит за её шаткими шагами в его сторону.
— Издеваешься? — Рубби зыркает на него недовольно. — Я думала, ты кинул меня, — ворчит, решая оставить больше яда до момента, когда они сядут в его машину и уедут к черту.
Шаркает ближе к порогу, пытаясь вдохнуть кислород, дабы избавиться от неясной тревоги.
Томас протягивает ей ладонь, по-прежнему не выражая эмоций на бледном лице, скрывающемся в тени.