Океан между

– А-а, пожалуйста, – и без остановки и запинки Лана лихо заиграла блатную песню.

В течении последующей четверти часа Никита называл любую песню, которая приходила ему в голову, и Лана безошибочно ее играла.

Юлик и Люба, забравшись с ногами на старенький диван, давно уже откупорили и, посмеиваясь, пили шампанское, несколько бутылок которого они купили по дороге, а Никита, все никак не мог прийти в себя из-за этой странной девушки, которую он поначалу принял за обыкновенную жрицу любви.

Скоро американец и его новая пассия скрылись во второй комнате-спальне, а Никита оседлав венский стул подле музыкального инструмента, издававшего дребезжащие звуки, зачарованно следил за пианисткой.

– Послушай, – наконец спросил он, – в поезде я не поверил ни слову про ваш университет. Мне все же интересно, чем ты занимаешься?

Лана прекратила играть, прислушалась к равномерному, словно метроном, скрипу кровати из соседней комнаты, и сказала:

– Женщине неприлично задавать два вопроса: сколько ей лет и чем зарабатывает на жизнь!

– Ну, а все же? – не отставал Самолетов.

– Вообще-то я работаю ночью проституткой… – она томно заиграла белоэмигрантский романс «Ведь я институтка, я фея из бара....».

Никита сразу понял, что она врет, но все же решил ей подыграть.

– То-то я смотрю, лицо у тебя знакомое.

– Шутка! – Лана захлопнула крышку пианино, – Мне Юлик все рассказал про ваши похождения.

Было ясно, что она имеет в виду их вояж по ночной Москве.

– Всем хорош этот парень, – с досадой буркнул Никита, – если бы не его язык. Все расскажет. Прямо находка для шпиона.

– Да, – усмехнулась она, – он хоть рассказывает только своим друзьям, а ты через свои рассказы – всему миру.

– Дались тебе мои рассказы, – раздраженно воскликнул Никита, чувствуя, как ему неприятно упоминание о его неудачной попытке стать писателем, – Только не говори, что они тебе понравились.

– Очень! В них столько юмора и эротики.

– Ты серьезно…

– Как никогда, – похоже, она была искренна, – Скажи, а много там автобиографичного?

– Почти ничего, – слегка кокетничая, ответил Никита, он всегда говорил это, когда ему задавали подобные вопросы, – это чистое творчество!

– Творчество? Хм. – усмехнулась она, и неожиданно выдала свое критическое заключение, – Разврат это, а не творчество!

– Нет, это творчество, – не сдавался Никита.

– Нет, это разврат! Низкий и грязный.

– А я говорю, это высокое творчество!

– Низкий и грязный!

– А я говорю, высокое и чистое!..

У них чуть не дошло до шутливой драки. Когда они успокоились, она вдруг серьезно сказала:

– Странно, а в тебе такое сочетание совершенно несовместимых вещей. Вчера в поезде, пока ты спал, я сидела и читала твою книгу. Смотрела на тебя и думала – неужели вон тот храпящий голый человек написал все это? Это никак не могло совместиться у меня в голове. Скажи, почему ты начал писать?

– Не знаю, – поморщился Никита, этот разговор все же определенно был ему неприятен, – наверное, человек начинает сочинять, когда его не удовлетворяет окружающая действительность.

– Ты не удовлетворен?

– Нет, если подо мною не лежит женщина.

– Почему ты все время отгораживаешься от людей своей иронией, – тут же спросила она, нахмурившись. – Я никак не могу достучаться до твоего чувства.

– Не знаю, – пожал плечами Самолетов, – наверное, из-за привычки отгораживаться от всех. Я так по-дурацки устроен, что всегда чувствую угрозу со стороны людей, и поэтому должен защищаться.

– Значит, я для тебя одна из всех? От меня ты тоже чувствуешь угрозу?

– Если откровенно, то да.

– Какую же угрозу? Я никогда не причиню тебе вреда, солнышко…

Она употребила эпитет «солнышко», как будто у нее не было человека роднее Никиты. Это было как-то неожиданно, ведь он даже ничего о ней не знал. А хотелось узнать очень много.

– Расскажи мне о себе, – попросил он, – Например, кто твои родители?

– Моя мама русская, а папа… – она задумалась подбирая выражение, – а папа шахматист.

– Да-а, перед глазами сразу встает полная картина твоей семьи, – усмехнулся Никита.

– И что же ты видишь?

– Ну, я представляю себе твою маму, которая воспитывает в одиночестве дочь. Твоего папу, человека неплохого, но который витает в облаках. Он с головой ушел в свое увлечение так, что даже забывает о семье. Не исключено, что при этом он любит выпить.

– Откуда ты все знаешь? Ты так образно все описал, как настоящий писатель!

– Скажу тебе по секрету, я не писатель.

– Скажу тебе по секрету, я это знаю. Ты просто очень хороший человек.

– Ты тоже… очень хорошая.

– Какой комплимент!

– Нет, правда, в тебе видна какая-то мудрость не по годам. Это, видимо, что-то у тебя на уровне инстинктов. И это не зависит от возраста. Это может быть у женщины и в пять, и в пятьдесят лет. Или может не быть никогда.

– Ты мне тоже понравился.

– Чем именно?

– Мне нравится… как ты кончаешь.

– А мне, как это делаешь ты…