Океан между

Надо ли было еще что-то говорить? Венский стул громыхая покатился к стене. Он взял ее за волосы сзади и, запрокинув голову назад, впился в шею долгим оставляющим след поцелуем, она вслепую принялась лихорадочно расстегивать ремень его брюк; еще быстрее она освободила от одежд, включая трусики, свои бедра. Не дав ей снять свитер, он усадил ее на крышку пианино и, широко разведя ее ноги за колени, вошел в лоно, обрамленное светлыми вьющимися волосиками.

Пианино заскрипело, задавая такт, «престо-престо». За секунду до наступления обоюдного оргазма он вдруг остановился:

– Постой, давай попробуем так, – он приподнял ее за попу, и, придерживая одной рукой, поднял крышку пианино.

Теперь каждое их движение рождало беспорядочную мощную какофонию звуков, гремящих из готового развалиться под ними инструмента. Такое сопровождение, похоже, окончательно свело ее с ума. Она завыла и, запустив руки под его майку, впилась длинными ногтями в спину. Но он не чувствовал боли, и не думал о кровавых следах, которые уликами останутся надолго. Он внезапно обнаружил, что створка старинного платяного шкафа с большим зеркалом волшебным образом приоткрылась настолько, что он мог видеть в полный рост их слившиеся в зверином совокуплении тела. Он со странным отчуждением взирал на происходящее, пока его глаза не перестали что-либо видеть. Его сознание полностью отдалось ощущению, как их соединенная плоть пульсирует в безумстве любви, не заботясь, что в это мгновение они, возможно, порождают новое существо.

Когда биение их тел стихло, и она обессилено уронила ему голову на плечо, он услышал приглушенный шепот:

– Господи, господи, ну почему мне все время попадаются женатые мужчины? Ну почему?

Он не успел ей что-либо сказать в ответ, как дверь в соседнюю комнату осторожно приоткрылась и оттуда показалась голова Юлика.

– Эй, с вами все в порядке? – немного испуганно спросил он.

– Да-да, мы того, мы о’кей… – уверил его Самолетов, быстро поправляя одежду и прикрывая собою полураздетую Лану.

– А что это было?

– Что ты имеешь в виду? – переспросил его Никита.

– Ну вот это? – кивнул на пианино Юлик.

– Вот это? – Самолетов на секунду задумался. – Секунду, сейчас спрошу… Лана, а что это было?

Та отняла голову от его плеча и, ошарашенно оглядываясь вокруг слипшимися от слез и утомления глазами, ответила:

– Я не помню… кажется, что-то из Шнитке.

– Да, точно, – подхватил ее предположение Никита, – это Шнитке, тринадцатая симфония ля-ля-бемоль…

– Я так и понял, – показал в улыбке все свои отбеленные американским дантистами зубы Юлик. – Вы закончили музицировать?

– Ага, – в свой черед развеселился Никита.

– Мы тоже. Есть предложение: не хотите ли прошвырнутся по городу?

– Лана, ты как? – спросил уже вполне пришедшую в себя девушку Никита.

– Я просто схожу с ума… – ответила та, с обожанием глядя на своего партнера, – от того, как хочу выпить шампанского и пройтись по Питеру.

***

Прогулка по Невскому проспекту четверых ничем не озабоченных, кроме друг друга, молодых людей несет много радостей. Все вокруг: от пейзажа до местных жителей – кажется занятным, любой непривычный пустяк восхищает, любое событие веселит до неприличия.

А северная столица в этом смысле – незаменимое место, слишком уж отличается она от всех русских городов, восхищая своим пусть и сильно облупившимся, но все же европейским видом. Радуя глаз парадностью и «партикулярностью» улиц, даже пусть и слегка грязноватых. Что уж говорить о подворотнях и переулках, больше напоминающих фантасмагорию из запутанного сна, попав в который никак не можешь найти выход из пугающего лабиринта зданий.

Они начали прогулку от Московского вокзала, куда доехали на метро. Дойдя до Казанского собора, не преминули заглянуть внутрь, впрочем, большей частью, чтобы погреться – уж очень колюч ветер с Финского залива в это время года. Никита обратил внимание спутников на ямки в каменном полу собора, и со знанием дела объяснил это явление устройством пола. «Дело в том, – авторитетно заявил он, – что пол сложен из двух видов камня: черного и белого. Видимо, твердость у них разная, отчего белый камень стирается сильнее под воздействием ног многочисленных посетителей».

Лана внимала его словам с восхищением ученицы перед мудрым учителем. В Исаакиевском соборе он с важностью человека, закончившего физический факультет, рассказал о маятнике Фуко, подвешенном к потолку: почему смещение плоскости его качания объясняется вращением Земли и одновременно является его доказательством. Лана качала головой за маятником и с удивлением восклицала: «Ну, надо же!».

Выйдя из собора, Самолетов указал на другую сторону площади и с небрежностью всезнающего экскурсовода пояснил:

– А вот там расположена гостиница «Англетер», именно в ней Сергей Есенин покончил жизнь самоубийством, по крайне мере, по официальной версии…

И здесь Лана как ни в чем не бывало продекламировала:

«Шел господь пытать людей в любови,

Выходил он нищим на кулижку.

Старый дед на пне сухом, в дуброве,

Жамкал деснами зачерствелую пышку.

Увидал дед нищего дорогой,

На тропинке, с клюшкою железной,