Океан между

Дальше все происходит, как в захватывающем боевике. Через два дня в три часа ночи на квартире Кевина раздается звонок. Это звонит Алина и сообщает, что они в тюрьме.

– В тюрьме?

– Да. Девушки просто набрали в супермаркете одежды и решили уйти, почему-то забыв заплатить за нее. Естественно, датчики на выходе сработали на неразмагниченные ценники, о чем в Америке знают даже дети, и их тут же задержала секьюрити магазина.

– Невероятно! Они что, совсем были дуры?

– Нам тоже пришла в голову такая мысль. Мы быстро садимся в машину, едем три часа из Вашингтона до Оушен-Сити и лихо тормозим у полицейского участка. В полиции ничего не могут понять: вчера они арестовали двух девушек, которые пытались вынести из гипермаркета одежды на двести долларов, а сегодня двое молодых людей на черном «Би-Эм-Дабл-Ю» готовы уже дать за них залог в пять тысяч.

Пока мы ждали их освобождения, я читал на стене полицейского участка грозное предупреждение о том, что в полиции запрещается появляться в вызывающем виде: в коротких юбках и вообще полураздетыми. И тут выводят наших голопузых красавиц в юбках, едва достающих до низа попы. Короче, полицейские ничего не понимают, мы быстро сажаем пленниц в дорогой кабриолет и увозим в Вашингтон Ди-Си на квартиру Кевина.

– Любопытно, и что потом?

– Две оставшиеся недели до их отъезда я ходил, как сомнамбула. Мы едва спали часа по три в сутки. Остальное время это были сплошные ночные клубы, вино, ну и, сам понимаешь, что.

– И с кем ты был? – шевельнулся червячок ревности в груди Самолетова.

– Я был с другой девушкой, Алиной. А Кевин был с Ланой.

– Ну и отлично, давай спать! – с облегчением произнес Самолетов, сильно утомленный событиями сегодняшнего дня, и уже спокойно, насколько это позволяла жесткая ванная и пухлые ноги Юлика, быстро уснул под его размеренную болтовню.

Музей

После поездки в Петербург прошел месяц. Несколько раз он звонил в Воровск, но не заставал ее дома. Как это бывает, память о Лане начала потихоньку стираться, оставаясь в душе только как воспоминание о восхитительном любовном приключении, которое нам дарит порой судьба, но не более того. Однако судьба, похоже, на этом останавливаться не собиралась. В один из декабрьских дней она сама позвонила ему на работу и сообщила, что сидит у Юлика на Покровском бульваре, и в общем-то сегодня ничем не занята, а поэтому будет рада, если он составит ей компанию на прогулке, которую она собирается совершить по Москве.

На секунды не сомневаясь, Самолетов бросил все дела, отпросился под каким-то диким предлогом у своего начальника, и ринулся на встречу с этой необычной девушкой.

– Хочешь посидим в каком-нибудь ресторанчике? – спросил он ее, когда они встретились на бульваре рядом с домом, где Юлик снимал квартиру.

– Нет, не хочу, – отказалась она, и тут же сделала встречное предложение. – Давай просто гулять по Москве…

Никита в айне поблагодарил ее за то, что она не пошла в ресторан, его нынешнее финансовое положение было далеко от блестящего, и он экономил почти на всем. Возможно, именно из своего прагматизма большинство мужчин подсознательно больше склоняется к девушкам, которые предпочитают ресторану общение на свежем воздухе.

– Я бы пешком прошла весь город! – с восторгом призналась она. – Ты живешь здесь и не знаешь, какой ты счастливый.

Это замечание было несправедливо, Никита любил свой город: эклектичный, бестолковый, суетливый, высокомерный, хамоватый, и еще тысяча эпитетов, последним из которых, пожалуй, будет, эгоцентричный, причем абсолютно.

Он чувствовал, что людям, которые родились и выросли в другом месте, здесь не всегда было комфортно, возможно, из-за холодности, которая идет не от географического положения, а от невозможности жителями отдавать свое тепло при таком количестве желающих его получить, самим не хватит. Но Никита не чувствовал дискомфорта, как не чувствовал недостаток света долгой московской зимой, ведь он родился здесь, и другой зимы не знал.

Тем не менее, будучи мало приспособленным для счастливой расслабленной жизни, этот город притягивал, как магнит, активных людей из глубинки. Не была исключением и Лана, которую манили огни большого города, кружащие в водовороте событий.

От дома Юлика, где она оставила свои вещи, они совершили небольшое путешествие по бульварному кольцу, начав с Покровских ворот. Дальше Чистые пруды, в аллеях которого он показал свою любимую лавочку, ничем не приметный Петровский бульвар. На Страстном она задумчиво остановилась напротив памятника Высоцкому и вдруг сказала:

– Посмотри, его как будто распяли на кресте. Гитара – это его крест. Я ему завидую. Как это замечательно, когда есть дело, которым ты живешь, и тебе больше ничего не надо. И неважно, где ты находишься и с кем. Зачем какие-то деньги, какая-то роскошь! Я бы умерла, чтобы иметь такое дело.

Дальше через Пушкинскую площадь, где они перекусили печеным картофелем с начинкой, по Тверскому бульвару мимо любимого ею Есенина и затесавшемуся к поэтам Тимирязеву. Здесь они сделали, как и положено, санитарную остановку у подземного туалета.