Океан славы и бесславия. Загадочное убийство XVI века и эпоха Великих географических открытий

Эти нездоровые выходки иезуитов, все чаще отправлявших талантливых новобранцев в чужие страны для распространения веры, не привлекли Камоэнса. Вместо этого он пошел по тому же пути, что и многие молодые люди, которые боролись за попадание в элиту, используя скудные возможности и ресурсы, имевшиеся под рукой. Высказывалось даже предположение (хотя и без особых доказательств), что он мог некоторое время работать под началом Дамиана в Торре-ду-Томбу: это хотя бы объяснило пересечения его текстов с трудами Дамиана. Мы знаем только, что Камоэнс попал в орбиту нескольких знатных семейств, которым посвятил множество строк. Взаимоотношения между ними остаются неясными, отчасти потому, что в моде того времени были придворные стихи, выглядевшие мучительными стенаниями отвергнутого любовника – даже если на самом деле поэт хотел продемонстрировать свое красноречие в надежде получить работу или, по крайней мере, средства, которые помогут ему какое-то время продержаться. Не добившись здесь успеха, Камоэнс сменил перо на меч и отправился служить в Северную Африку, но и это не принесло ему удачи. По сути, пребывание в Сеуте только ухудшило ситуацию, сделав ее безнадежной: правый глаз, отсутствующий на всех сохранившихся изображениях, вероятно, был потерян именно там, хотя и при неясных обстоятельствах.

Портрет Луиша де Камоэнса работы Фернана Гомеша (вероятно, около 1573–1575)

В любом случае это ранение не принесло ему хотя бы доблестной репутации в утешение; наоборот, его дразнили за изъян дьяволом и безглазым лицом, негодным для амурных игр светского общества. В единственном письме из Сеуты заметно, как испаряется юношеская бравада, возможно, некогда ему свойственная: он пишет, что нет мстительного духа, который забирал бы больше душ из тел, нежели та проклятая вещь, называемая честью. От этой утраты иллюзий до превращения в развратного автора писем из Лиссабона, для которого весь виноград жизни стал кислым, было, пожалуй, не так уж далеко[50].

Именно в этот тяжелый момент, когда Камоэнс решил не искать славы за границей, сила событий взяла верх и бездушно повлекла поэта. 5 марта 1553 года, спустя восемь месяцев после выдачи ордера на арест, Камоэнс получил прощение: Боржеш отказался от обвинений. Однако это не было триумфальным оправданием: Камоэнса приговорили к штрафу в размере 4000 реалов и обязали служить португальскому королю в Индии в течение как минимум трех лет. На самом деле он записался на корабль, идущий в индийские владения страны, еще тремя годами ранее: в документах Дома Индии значится, что некий Луиш де Камоэнс, дворянин, двадцати пяти лет, сын Симана Важа де Камоэнса и Анны де Са, должен был отплыть на корабле São Pedro; но, похоже, это оказалось просто очередной уловкой городского бездельника, который взял рекрутские деньги и сбежал еще до того, как корабли покинули Лиссабон. Однако теперь отступать было некуда. С первых португальских морских экспедиций флот комплектовали degredados – опустившимися или изгнанными людьми, осужденными преступниками, которых можно было оставить в неизвестных землях, чтобы они заработали себе свободу, вернувшись с полезными сведениями, или погибли, пытаясь это сделать. Хотя нельзя сказать, что Камоэнс относился к таким опустившимся людям (возможно, от этого его спасли претензии на звание благородного человека), его изгнание в конечном итоге сводилось к тому же самому: ссылка, которая закончится только тогда, когда он привезет что-либо достойное отмены приговора. В Вербное воскресенье 1553 года, через три недели после выхода Камоэнса из тюрьмы Тронку, Лиссабон закрыл для него свои двери, и пленник целого мира отправился в путь. По традиции флот отчалил от расположенного ниже по течению речного форта Торре-де-Белен, который построили в качестве защиты гавани и памятника морской жизни – каменный военный корабль, затопленный в эстуарии и снабженный всеми атрибутами мореплавания – каменные канаты, каменные амбразуры, каменные ракушки; для всего мира он выглядел замком, возведенным, чтобы обмануть море и заставить его думать, что принадлежит ему[51].

IV Дыра в стене, провал на лестнице