Вот только когда приблизилось мое четырнадцатилетие, меня охватил ужас: а вдруг сьюмменсы все же разыщут меня и тут, в лесу? Я просыпалась по ночам от кошмаров, я боялась покидать наш маленький домик. Но когда в день моего рождения за мной никто не пришел, я тут же успокоилась и на следующий же день приставала к дяде, чтобы он поставил мою любимую кассету, болталась по лесу, лазала по деревьям. Я словно с ума сошла от счастья и облегчения. Мне четырнадцать, и меня не забрали в отряд!
Глупая, глупая Зелвитт. Почему я была так уверена, что если до меня не добрались в день моего четырнадцатилетия, то теперь я всегда буду в безопасности?
Мне было почти пятнадцать, когда я пришла с прогулки и увидела сьюмменсовские машины у нашего дома.
***
Без Золлан Налия бы уже давно заблудилась. Центр внутри казался еще больше, чем снаружи. Совершенно не понятно было, как тут можно ориентироваться − стены везде светло-бежевые, пол − белый и сверкающий, над головой ярко светят многочисленные лампы. На них, кстати, лучше не смотреть, уж больно слепят глаза. Кошмарное освещение, чувствуешь себя на приборном стекле микроскопа. Но Золлан уверенно ведет ее бесконечными коридорами, похожими один на другой, мимо бесчисленной вереницы дверей. Она успевает подать Налии знак, с кем из встреченных сотрудников нужно поздороваться, а иногда, завидев очередной белый халат, они ныряют за поворот и ждут, пока он исчезнет с их пути.
− Блок «Т», синий… − задумчиво приговаривает Золлан. Уже близко, сейчас вот на этом лифте…
Отсек пуст, тишина даже пугает. Лифт едет ужасающе медленно. Или это только так кажется?
− Надо же, помню все, хотя пару лет тут не бывала… Изматывает это место просто невероятно. И, знаешь, дело даже не в этих бодрых купальщиках, − Золлан заглядывает в карман своей форменной куртки, проверяя, сколько еще снотворных ампул осталось. − Если спуститься на нижние уровни… Я до сих пор не знаю, почему так мутит. Что происходит ниже, в подвалах. Однажды я была просто уверена, что умру, не добравшись до бассейна.
Налия стоит, прислонившись спиной к стенке лифта. Ее снова колотит, и кровь стучит в висках. Она слушает Золлан, но как-то отстраненно. Думая о своем. Причем нет, как ни странно, не об их спасительной миссии.
Центр… Плохое место, это и ежу понятно. Но что-то тут скрывается, что-то тут происходит ужасное, что-то, про что никто не знает. Только Роззен и кто там у них еще за главных… Неважно… Отравления, многочисленные случаи отравления… Сотрудникам становится плохо на нижних уровнях, для этого тут и есть бассейн. Тошнота, сильная тошнота…
− Золлан, − неожиданно говорит она. − Мы должны сейчас же спуститься в подвалы. Это важно!
− Но блок «Т», синий, он наверху! И нам надо спешить, Налия!
− Просто поверь! − Налия неожиданно срывается на крик. − НАМ НАДО попасть в эти чертовы подвалы!
У Золлан удивленно расширяются глаза.
− Но слушай, мы туда не попадем, доступ есть лишь у Роззен и… Ох, да что с тобой такое?
− Просто поверни этот сраный лифт вниз, я прошу тебя, так надо, − Налия обнимает себя за плечи и стекает по стенке. − Там… открыто, я знаю… И нам нужно туда, очень нужно, поверь мне!
Ох уж этот Центр. Вот человек только вошел сюда, а уже поехал крышей. Вид у Налии совершенно безумный. Но что-то было такое в ее лице, что Золлан остановила лифт и направила его вниз.
***
Я больше никогда не видела своих родителей. И я заранее знала, что долго не продержусь. Один день, два, и если местные ребята не прибьют меня, то кто-нибудь из наставников догадается о моей природе.
Когда меня привезли в учебный центр, занятия были в самом разгаре. Меня тут же запихали в одну из групп, даже не дав времени освоиться. И, наконец, были занятия по физическому воспитанию − то, с чем у меня было хуже всего.
Я тут же продемонстрировала свою полную безнадежность. Надо отдать должное моим будущим соученикам, они смеялись не очень долго, когда я рухнула с каната, не продвинувшись не на метр, а потом… ох, да лучше не оглашать весь список позора.
Но они лишь поржали, кое-кто закатил глаза, да и потеряли ко мне всяческий интерес. Я было подумала, что не все так уж плохо, по крайней мере, бить меня никто не собирался, но тут учитель покинул класс. Моментально строй, в котором мы стояли по росту, распался. Кое-кто тут же разбился на пары, и они, сцепившись, словно дикие звери, стали кататься по матам. Это был какой-то популярный тогда вид борьбы, вся молодежь, кроме меня, разумеется, очень этим увлекалась.
Там, в лесу, у нас был небольшой экран и мы изредка, когда совсем уже делать нечего было, смотрели его. Я называла это про себя «придуши своего партнера». Тут не полагалось наносить удары, требовалось повалить противника, и удерживать его в лежачем положении, придавить ему грудь коленом, в общем, как-то затруднить дыхание. Я еще удивлялась, как это у нас не случилось массового мора, после таких-то развлечений.