− О, я вижу, что нам удалось до тебя достучаться? Приятно слышать. Но давай условимся раз и навсегда: ты никогда, запомни, никогда не вернешься в свой мир. Ты никогда не выйдешь отсюда, если не сумеешь пройти реабилитацию. Не вздумай врать, девочка, не вздумай симулировать! Эти странники всегда считают нас за идиотов… Уж здесь за годы работы научились отличать правду от лжи. Не думай, что если вдруг ты станешь такой смирной и покладистой, это спасет тебя. Либо ты будешь верна Сьюму всей душой, либо…
− Пошла на… − отчаянно прошептала Кимми.
− На самом деле за твой нрав тебя давно было пора отправить туда, куда мы отправляем все… помехи. Но я вижу, что ты уже сдуваешься, недолго осталось. Операция по корректировке сознания − сейчас крайне редко удается ее выполнить, а ведь нам нужно провести демонстрацию для будущих сотрудников Центра. Ты будешь следующей, пусть все видят, что мы обладаем достаточной квалификацией, чтобы сделать людей даже из таких, как ты… Главное, не сильно затягивай с этим, девочка… Я велю, чтобы тобой занимались усерднее. Я вижу, у тебя высокий болевой порог, а инстинкт самосохранения атрофирован, но даже ты сломаешься, рано или поздно. Я даю тебе время, время, но не вечность!
Она развернулась, чтобы уйти, уже на выходе обернулась.
− Если ты надеешься на свою подругу, то зря. Она могла бы быть полезной Верхнему отряду, но она была так же глупа, как и ты. Мы умеем быстро устранять помехи, запомни это, девочка.
− Пошла на хуй! − раздалось ей вслед.
Но звучало это жалко и вовсе не так уверенно, как раньше.
Нет, эта старая сука просто блефует, хочет, чтобы она отчаялась и поскорее стала этаким овощем, вот и все. А она таким не будет, она будет бойцом до последнего…
Но почему-то после этого разговора Кимми совершенно потеряла всякую волю к сопротивлению. Она больше не была Рыжим Варваром, лишь испуганной девчонкой, которой хотелось домой. Она в первый раз разревелась по-настоящему, и это было не остановить, даже зная, что за ней наблюдают и радуются, что вот, и эту доломали. А ей… все равно?
Ее по-прежнему регулярно осматривали, изучали, будто она мышь лабораторная, а Кимми уже было без разницы. Она спокойно реагировала на иглу со снотворным. Иногда она думала: этот хрен в халате отвернулся, а у нее в кои-то веки свободны руки, может, врезать ему? Воткнуть проклятый шприц ему в шею, может, у нее получится добежать до выхода… И тут же останавливала себя: а смысл? Чтобы опять остаться без воды, избитой, с руками, закрученными за спину? Никакого смысла. И нет у нее больше сил на такие подвиги. Они хотят, чтобы она заснула, так почему нет. Должно быть, сейчас ночь. Тут всегда горит свет, не понять, ночь ли, день ли. Сколько она тут - неделю, две, месяц, вечность? И это жуткое освещение − то самое, что делает кожу какой-то сероватой, как у мертвеца… А кто она? Мертвец и есть. Лучше уж закрыть глаза, не видеть всего этого.
Лишь во снах она еще помнит, кто она такая. Там она снова встречает друзей. Братишка, который почти всегда молчит, а если и говорит что-то, то всегда не в тему, но вот с Налией они постоянно находят общий язык. Они больше похожи на брата с сестрой, чем Кимми с ним. Они сидят рядом, две темноволосые головы склонились друг к другу, слушают вместе песню на плеере. Оба хором заявляют: «ты такое не любишь», когда она спрашивает, что это у них там. Надо все-таки выждать момент, сцапать наушник, а потом снова высмеять их, опять, наверное, слушают свое «Безумие во тьме»… На редкость паршивая группа, и неважно, что Налии нравится их симпатичный, но абсолютно безмозглый бас-гитарист.
− А можно, я возьму твой шампунь? − Эсси выглядывает из ванной. Столько времени они зависают вместе, а все равно спрашивает разрешения. Аристократичное воспитание, чтоб его. Правда, порой этот потомок графского рода выражается так, что местная шпана просто курит в сторонке. Просто какой-то парадокс, а не человек, взять хоть эти его сигареты, от которых у любого бы легкие иссохли… А вот ее он халат нацепил без спросу, умора, и ему он гораздо больше к лицу. Хотя ему все к лицу… Почему это чудовище так прекрасно, даже сейчас, в таком домашнем виде, с мокрой головой, с недосмытой маской? Она никак не может привыкнуть, каждый раз смотрит на него и невольно замирает.
− Киим? − Эсси смотрит ласково и озадаченно. Еще бы, она стоит, таращится на него и молчит.
− Конечно, − отзывается она. − Не надо спрашивать…