Большинство упомянутых в отчете людей никогда прежде не бывали в море и не знали ни имени своего судна, ни названия рыболовецкой компании, на которую они работали, ни полного имени капитана[130]
. Большинство из них сдали паспорта и прочие документы боцману, как только оказались на борту судна. По словам допрошенных, сбежать от полицейских они пытались потому, что боялись ограбления: на представителях закона не было формы, их намерения не были до конца ясны[131]. Также, по их словам, они не знали, что вели промысел нелегально. «Он сказал, что ничего не знает о разрешениях, – значится в полицейском отчете о допросе одного из китайских рыбаков. – Он просто делал то, что приказывал капитан».Пойдя на сделку со следствием, члены команды позже согласились выплатить штраф – каждый по $1000[132]
. Деньги от их имени перевели семьи и правительственные органы тех стран, гражданами которых они являлись. Их небольшое быстрое судно было уничтожено, снасти конфискованы. Домой их отправили организованным китайскими властями чартерным рейсом вместе с погибшим товарищем, Лу Юном, в гробу. «Он не заслужил смертный приговор», – сказал о своем мертвом кузене Лу Чуанань, который некоторое время спустя посетил Палау[133].В тексте отчета упоминается одно примечательное обстоятельство, которое придает всей этой истории совсем другое звучание. Даже становится как-то не по себе. Проделав долгий морской путь, чтобы поживиться рыбой в водах Палау, надолго расставшись со своими семьями, рискуя жизнью, китайские браконьеры за несколько дней незаконного промысла поймали не более дюжины рыб – главным образом груперов – и несколько крупных моллюсков. По сравнению с затраченными усилиями размер добычи казался просто ничтожным, служа еще одним доказательством истощения рыбных ресурсов в этом районе океана.
Вечером того же дня полицейские собрались в рулевой рубке «Ремелиика» обсудить результаты проведенной операции. Вокруг было спокойно и темно. Где-то вдали виднелись огни на многочисленных островках. В какой-то момент зашел разговор о командах, работающих на этих браконьерских судах. «Разве они вам не враги?» – поинтересовался я. Несколько присутствующих закачали головами в знак несогласия. «Им приходится заниматься этим – другой работы нет», – заметил один из офицеров.
Байэй пояснил, что после задержания рыболовного судна и ареста команды его товарищам обычно приходится искать одежду для рыбаков, у которых чаще всего ничего своего нет. Нередко им раздают футболки, оставшиеся от прошлых политических кампаний, футболок очень много и достаются они полицейским бесплатно. Байэй сказал, что по крайней мере раз в год – не так уж часто, но все-таки такое случается – им доводится наблюдать забавное зрелище: в водах Палау появляется рыболовное судно из Тайваня, Китая или Вьетнама, на борту которого оказывается кто-нибудь в футболке с лозунгами в поддержку кандидата, претендовавшего на политическую должность в стране. Один из коллег Байэя добавил, что в 2016-м они задержали капитана судна, промышлявшего пиратством, а всего шесть месяцев спустя он увидел того же самого человека уже на другом судне. Причем на этот раз он был обычным матросом. Упорство этих «рецидивистов» свидетельствует об отчаянии и невозможности порвать с порочным занятием. Все это заставило меня задуматься о тщетности усилий, предпринимаемых Байэем. Миф о Сизифе тут уместнее, чем история Давида и Голиафа.
«Вы когда-нибудь видели декомпрессионную болезнь?» – как-то спросил меня Байэй уже по пути назад в порт. Он объяснил, что среди преследуемых его патрулем браконьеров нередко встречаются вьетнамские «синие лодки», называемые так из-за ярко-синего цвета, в который окрашен их корпус. Большинство этих судов охотятся за трепангами – обитателями океанского дна, похожими на покрытых твердой кожей гигантских слизняков. Ловля происходит следующим образом: вьетнамцы держат во рту резиновые трубки, подсоединенные к воздушному компрессору, работающему на борту судна. Они привязывают к поясу свинцовые грузы, чтобы быстрее достичь дна[134]
. Нередко в погоне за трепангами, цена которых в Китае может достигать $300 за фунт, они погружаются намного глубже безопасного порога в 30 м. По словам Байэй, во время ареста одного такого судна в 2016 г. один из ныряльщиков слишком быстро поднялся на поверхность, в результате чего в его суставах образовались пузырьки газовой смеси, что привело к развитию у него так называемой декомпрессионной, или кессонной, болезни[135].«Он много дней, не переставая, стонал от боли», – рассказал Байэй, добавив, что крики преследуют его по сей день. Услышав наш разговор, один из офицеров отвлекся от заполнения инспекционных журналов и сказал, имея в виду матросов рыболовных судов: «Они и есть настоящий прилов».