Океан. Выпуск четвертый

Слоны сопели, шумно вздыхали, чавкали, пожирая капусту с такой торопливостью и жадностью, будто долго голодали. Они всплывали то перед Валькой, то позади от него, то совсем рядом. Увидев человека, звери несколько мгновений разглядывали его, сжав челюстями ленты водорослей, а потом, фыркнув, отплывали чуть в сторону и продолжали жевать капусту.

Вскоре все они остались позади. Всего какой-то десяток метров отделял Вальку от суши. Он уже отчетливо видел полосу песка, камни и пучки травы. Ноги вдруг коснулись дна. Валька опустил их: глубина была с метр. Тело показалось невероятно тяжелым, будто отлитым из олова. Вяло чертыхаясь, Валька побрел к берегу, споткнулся о камень, упал и не то поплыл, не то пополз, отталкиваясь от дна руками и коленями. Наконец он выбрался на песок, положил на него голову и закрыл глаза. Он закрыл глаза, но вода с пеньками голов зверей, и скалы, и берег — все осталось в памяти, как будто просматривалось сквозь крепко стиснутые веки. И все это вдруг стремительно понеслось, закружилось, смешалось. И опять стало так приятно, хорошо. Не хотелось больше ни двигаться, ни бороться, ни жить…

Валька открыл глаза. Как холодно! Огонька бы сейчас, костерище бы разжечь… Ах, если бы он курил! Если бы он курил, то в кармане лежала бы зажигалка! Вот когда начинаешь думать о пользе некоторых вредных привычек.

Подняв обломок доски и опираясь на него, Валька побрел от берега к скалам. Жестко шелестела трава, хрустели под ногами обломки мелких раковин и сухих водорослей. Он нагнулся, ухватил охапку: водоросли были мягкими и сухими… Это спасение. Только надо еще немножко потерпеть, еще совсем чуть-чуть помучиться, а потом наступит блаженство отдыха и сна. Так, где бы выжать одежду?..

Тут Валька увидел груду больших камней, а между ними как бы ямы, полные сухих водорослей. Вот здесь он и даст храпачка! Быстрее, быстрее… Так хочется спать! Топая от нетерпения, рывками и какими-то судорожными движениями он стянул с себя спасательный жилет, куртку, свитер и рубаху.

Скорее, скорее. Журчала вода. Валька кряхтел, как старик; силенок после такого купания осталось немного. Выжимал тряпки. Развешивал их на камнях. Приседал и прыгал, размахивая руками. Так хотелось, чтобы вещи хоть чуть-чуть «провялились» на едва ощутимом тут, под скалами, ветерке. Ну вот, теперь можно и одеваться. Сейчас ему будет чертовски хорошо: знает он один способ… Странники, путешественники — они должны всё уметь и всё знать. Опустившись на колени, Валька начал собирать мягкие сухие водоросли. Сбивая их в упругие пучки, он насовал траву под свитер: на живот, бока, на спину. Он напихал водоросли в брюки и стал толстым, как водолаз в раздутом воздухом гидрокостюме. Сон валил с ног. Валька осмотрел одну яму, потом вторую, третью. Вот хорошая ямка: всякого шуршащего мусора много — трава, водоросли. Валька подстелил спасательный жилет, лег на него и сверху нагреб на себя этот приятно и горько пахнущий мусор. Закрыл глаза… Одежда была сырой, но холода уже не ощущалось: водоросли грели лучше, чем овчина. И снова все стремительно понеслось. Черный океан, вода бухты, удаляющиеся огни танкера, скалы приближающегося берега. Но теперь не надо было бороться с сумасшедшим движением. Теперь можно было нырять в эту затягивающую тебя, как в омут, круговерть и мчаться, падать в блаженный, облегчающий и такой желанный сон. И Валька уснул.

…Танкер благополучно выбрался из бухты в поджидавший его океан и тяжело ухнулся в накатившуюся с левого борта волну. Каскады воды, похожие на добрый десяток петергофских фонтанов, ударивших в полную мощь, взметнулись над танкером, а потом с водопадным громом обрушились на палубу и закипели под переходным мостиком.

Капитан приказал ложиться на волну и так идти средним ходом. А коку в его кормовой каюте приснилось, что он «морж» и что он нырнул в парну́ю прорубь, вырубленную любителями зимних купаний у заиндевелых стен Петропавловской крепости. И приснится же такое! Всего-то раз и видел подобное чудо: шел напрямик через Неву, от зоопарка к Эрмитажу, и застрял возле проруби, удивляясь чудакам, барахтавшимся в ледяной каше…

Однако ощущение холода не проходило, и кок открыл глаза. В каюте горел свет, в распахнутый иллюминатор, пузыря занавеску, врывался ветер, одеяло, под которым скорчился кок, было мокрым насквозь, а по линолеумной палубе каюты плескалась вода. Тихонько взвыв, кок вскочил и, шлепая голыми ногами по воде, поспешно завинтил иллюминатор.

Сон был сбит, да и какой тут сон! «Ч-черт, и надо же… Не мог завинтить иллюминатор!» — сердито подумал кок о Вальке и, одевшись, вышел из каюты на поиски швабры.

Качало все сильнее. Забыв о швабре, кок направился в камбуз посмотреть, хорошо ли закреплена посуда в рундуках. Две чашки уже разбились, и кок подумал: «Ну, поваренок, продерешь зенки, задам же я тебе!..» Мальчишка, конечно же, был совершенно не виноват в побитой посуде, но кок уже привык во всех бедах, возникающих на камбузе, винить своего помощника. Валька не обижался, он отшучивался, смеялся, и от души отлегало…