Океан. Выпуск одиннадцатый

Позже, когда буржуазные газеты под аршинными заголовками кричали о «варварстве» большевиков и «светлой миссии» английских, американских, французских войск в России, Калласте всегда вспоминал глаза красногвардейца с заснеженной улицы далекого северного города и английских солдат, сытых, в меховых долгополых шубах, с винтовками наперевес.

— Я привел «Лауристон» в 1920 году в Таллин. — Калласте повернулся к молча сидящему Игнасте. — Груз и судно передавались Советской России. Из английского порта Леруика мы шли под советским флагом. — Калласте отодвинул прибор и встал. — Идите отдыхать. Я поднимусь на мостик.

В рулевой рубке нес вахту матрос, накануне кричавший о земле. Но Калласте не заговорил с ним, а только кивнул, проверил правильность курса и вышел на мостик.

Справа по ходу судна показалось стадо дельфинов. Видимо увлекшись погоней за сельдью, они шли прямо на «Каяк». Черные, как торпеды, тела взлетали на волну. Метрах в десяти от борта судна стадо резко повернуло и пошло параллельным курсом.

Фокстерьер залаял на дельфинов, беспокойно заметался по мостику, поглядывая на капитана, но Калласте не обратил на него внимания. Разговорившись в салоне о «Лауристоне», он все еще был в далеком двадцатом.

…Как только он пришел в Таллин, на борт к нему поднялся советский представитель. Это был уже немолодой матрос в военном флотском бушлате, в бескозырке, в широченном клеше. Вместе с Калласте они обошли барк. Вернувшись в каюту капитана, матрос сказал, глядя на Калласте:

— Непонятный ты для меня человек, капитан. — Он наклонился, приблизив лицо к Калласте. — Буржуй ведь, наверно! Внешний вид у тебя… — он пошевелил пальцами, подыскивая подходящее слово, — непролетарский. Судно привел в полном порядке, в отличие от других. По-всякому здесь бывало, а такого не видел. — Матрос встал: — Спасибо, капитан. Должен сказать тебе, что за отличную сохранность передаваемого судна премия тебе полагается.

Матрос пришел провожать капитана Калласте, когда тот, уже передав «Лауристон», уходил в море на другом судне. Вручил премию — сто сорок английских фунтов, долго тряс руку. Но снова повторил:

— И все же непонятный ты для меня человек… товарищ буржуй.

Капитан засмеялся:

— Но какой же я буржуй, с пяти лет гусей пас.

Матрос отступил на шаг, потом обхватил капитана по-медвежьи за плечи. Загудел:

— Ну вот, теперь все ясно. Все ясно… Только с толку сбивал ты меня, капитан…

Калласте стоял на мостике и прищурившись смотрел в морскую даль. Повернулся. Пошел в рубку.

Выписка из судового журнала парохода «Каяк»: «Воскресенье. 18 августа 1940 г. В 16.00 прибыли с грузом угля в Буэнос-Айрес. Закрепили судно у пристани электростанции Чаде в Новом порту. Ошвартовались левым бортом. Концы на берегу».

Телеграмма судовладельцу Нейхаусу: «Каяк» прибыл Буэнос-Айрес. Начинаем разгрузку. Переведите 40 000 аргентинских песо на жалованье команде, расходы и т. д. Перевод через фирму «Де Негри и К°». Капитан Ю. Калласте».

Ответная телеграмма: «Буэнос-Айрес. Борт парохода «Каяк». Капитану Ю. Калласте. Мои полномочия аннулированы. Нейхаус».

— Капитан, — старший механик Андрексон не скрывал раздражения, — команда требует денег.

— Спокойно, механик, — сказал Калласте, — мы выясняем наши возможности.

— Но послушайте…

Андрексон шагнул к иллюминатору каюты капитана и широко распахнул его.

Выписка из судового журнала: «На пристани «Каяк» встретила толпа местных эстонцев. Они ожидали, что команда придет с большими деньгами. Еще издалека с причала кричали: «Здесь свободная страна! Каждый может делать что хочет! На пароходах мест вдоволь! Капитан не может принуждать матросов к работе!» Многие из встречавших были пьяны».

— Я могу вам помочь, господин Калласте, — сказал сидевший в каюте капитана представитель фирмы «Де Негри и К°». Он прибыл встречать судно на причал. — Я располагаю 600 песо до завтрашнего дня.

Калласте пересчитал деньги и, передав Игнасте, сказал:

— Разделите между членами экипажа и выдайте в счет аванса.

Старший помощник, механик и представитель фирмы «Де Негри и К°» вышли из каюты. Капитан остался один. В иллюминатор все еще доносились крики встречавших судно. Гул голосов то усиливался, то стихал. Но капитан к иллюминатору не подошел. Он не хотел видеть эту толпу.

В дверь постучали. На пороге стоял Карл Пиик.