Океан. Выпуск шестой

— Их кровожадность преувеличена, — продолжал технолог. — В Тихом океане от акул погибает пять человек в году, в Атлантическом — и того меньше: один человек.

— Не хотел бы я быть этим человеком, — мрачно ухмыльнулся стармех.

Морские львы всю жизнь проводят на воде. Здесь рождаются, здесь умирают. В каких-то определенных местах на дне расположены их кладбища. Об этом мы узнавали, когда работали с донными тралами. В сетях оказывались десятки желтых, изъеденных солью, но все еще крепких черепов.

А однажды в трале обнаружили другой «улов». В первую минуту было трудно понять, что за предмет лежал в сетях. Когда добытчики рассекли дель, развернули траловые крылья, то мы не поверили своим глазам: перед нами лежали прижатые друг к другу, связанные в локтях и лодыжках, два трупа. Пергаментная кожа, острые скелеты… Страшная «находка» навела нас на «тайну» одинокого самолета, который иногда появлялся в предвечернем небе. Обычно он показывался со стороны Кейптауна, винты у него укреплены на обратной стороне плоскостей. Самолет шел на небольшой высоте, затем отворачивал, и, достигнув места, где волны разбивались о рифы, сбрасывал «груз».

Берег Одиночества, Берег Скелетов — так называли юго-западную часть Африканского побережья моряки в прошлом веке: здесь, на рифах, часто оканчивали трагически свой путь корабли. Другое название — Берег Алмазов — появилось, когда в прибрежных районах материка были открыты богатейшие месторождения алмазов. На всей планете нет второго места, столь густо нашпигованного драгоценными камнями, золотом, платиной. Природные богатства обернулись драмой для коренного населения.

С утра до вечера долбят спекшуюся землю чернокожие люди в набедренных повязках. Жилые поселки находятся в запретной зоне, огорожены колючей проволокой. Любая попытка к недовольству или бегству карается, вплоть до смерти на рифовом кладбище.

…Трупы были захоронены в море. Над океаном раздался протяжный гудок «Волопаса».

— Странно все это, — вслух размышлял технолог, склонный ко всякого рода обобщениям. — Человечество развивается, все стали грамотными, работает ООН, принята Декларация в защиту прав человека, космонавты забрались на Луну, а людей все равно сбрасывают с самолетов. Получается, что алмазы и золото сильнее всякого прогресса?

КАПИТАН

Меня вызывают к капитану.

— Присаживайся, Александрыч! — говорит он, как только я переступаю комингс каюты.

Я настораживаюсь. Ведь среди моряков подобное обращение всегда означает дружбу, симпатию. Называя кого-либо так, по-простому: Александрыч, Сергеич, Яковлич, моряк тем самым выказывает к нему особое расположение. В наших же отношениях с капитаном прежде такого не водилось. Несмотря на то что плаваем простите, ходим по морю немалое время, складывалось впечатление, будто мы обитаем на разных кораблях, словно незнакомые. Столкнемся на трапе, что-то буркнет — и снова разошлись.

Помнится, как-то после душной рыбофабрики я поднялся на крыло мостика, чтобы глотнуть воздуха. Здесь же находился капитан. Я спросил его о море, о наиболее интересном событии, которое связано у старого рыбака с океаном.

Капитан не дал закончить вопрос.

— Я не на прогулке, а на работе!

Не сказал, а отрезал.

…Что же произошло теперь? Присаживаюсь на край жесткого стула, неопределенно молчу.. Кэп тоже помалкивает. Доброжелательно светятся глаза под тяжелыми бровями. Капитан поднимается, показывает на мягкое кресло, требовательно говорит:

— Садись!

Я подчиняюсь. Кресло глубокое, удобное. Капитан устраивается на краешке жесткого стула. Лицо его в крупных складках, словно бы выточено из куска карельской березы. Брови тяжелые. Не знаю, сколько проходит времени, пока кэп, посмотрев на часы, включил приемник.

Раздается музыка, затем в эфире звучит программа радиостанции «Атлантика». Она посвящена рыбакам. Я слышу собственный очерк. Рассказ о «Волопасе», его людях был написан мною месяца два назад и тогда же отправлен с отходящим транспортом в редакцию. В нем несколько абзацев отводилось капитану. Очерк, оказывается, уже передавали в дневной программе. Тогда-то капитан и услышал его. Сейчас, поздним вечером, очерк повторили.

После текста передают музыку, звучат песни о море. Капитан наклоняет голову, слушает, глаза у него влажнеют. Но вот песня кончилась, глаза у кэпа просыхают. Он защелкивает дверь, достает из буфета водку, отламывает от морского ерша тугую вяленую спинку, протягивает мне:

— Закусывай, Александрыч!

Мы выпиваем, закусываем.

— Чепуху нагородил! — неожиданно говорит он. — Кто ж так пишет: «Синяя гладь», «Горизонты»! Соберется новый человек в море, а оно совсем не такое. Море — штука тяжелая, трудная. Так и говорить людям надо.

Капитан пососал мясистую дольку, сжевал крепкими зубами, сказал:

— Откуда ты взял, что рыбу ловят? Рыбу не ловят, а тралят — это слово прижилось еще со времен Петра Первого.

— Тралят! — соглашаюсь я.

Он снова наливает по стопке, опять раздирает ерша.

— А так ничего. Слушается твоя писанина…

И вдруг улыбнулся:

— Где это ты раскопал про квартропы? О них я и думать забыл, давно это было.