Океан. Выпуск второй

— Назад! — остановил собаку Калласте.

— У меня несколько вопросов, господин Калласте, — быстро заговорил неожиданный гость. Он достал блокнот, снял колпачок с вечного пера и, не спрашивая разрешения, присел к краю стола. — Вы, конечно, знаете о событиях в Эстонии? — Журналист опасливо покосился на фокстерьера. — Нас интересует, как вы относитесь к происшедшему. Вы возмущены нарушением суверенитета Эстонии?

— Насколько мне известно, — сказал Калласте, — Государственная дума Эстонии сама обратилась в Верховный Совет СССР с просьбой о принятии моей страны в Союз Советских Социалистических Республик.

Журналист мгновение смотрел на Калласте ничего не понимающими глазами.

— Но… — начал было он.

«Серая мышь, — подумал Калласте, — серая газетная мышь…»

Он не любил племя газетчиков. Слишком много и бойко они говорили. А он вообще не любил изворотливых, бойких людей…

— Я ничего не могу прибавить к уже известному, — сказал капитан.

— Вы офицер флота, — заторопился журналист.

Но Калласте прервал его:

— Сейчас начнется погрузка. У меня нет времени для беседы.

Через несколько минут, поднявшись на капитанский мостик, Калласте вновь увидел журналиста. Тот стоял на причале у трапа «Каяка» и, энергично размахивая руками, в чем-то убеждал вахтенного. Вскинув голову, он заметил капитана и, прервав разговор, пошел к своей машине.

В эту же минуту на причале залязгали краны. Погрузка началась.

3

К вечеру «Каяк» вышел в море. Капитан проложил курс к экватору и дальше, к Буэнос-Айресу, вдали от обычных путей торговых судов.

Море встретило «Каяк» штормом. Калласте не уходил с мостика. Судно качало. Волна била в правую скулу, сильно заваливало пароход.

Английский лоцман, добродушный старик с окладистой рыжеватой бородой, пожелав доброго плавания, по штормтрапу спустился на пляшущий у борта катер. Уже с палубы катера он помахал рукой. Что-то крикнул в рупор, но слов капитан не разобрал. Катер, круто взбегая на волну, пошел к берегу. Земля поднималась у горизонта черной грядой. Маяки были погашены. Англия погрузилась в темноту. Налеты немецкой авиации становились все более и более ожесточенными.

Фокстерьер капитана залаял с мостика вслед уходившему катеру. Калласте, успокаивая его, потрепал по голове. Пес повернулся, лизнул руку. Язык у него был шершавый, теплый.

— Ну что, милый, — сказал капитан, — проскочим? Или нет? Будем акул кормить?

Фокстерьер радостно запрыгал вокруг.

— Эх ты, несмышленыш, — сказал капитан и, по давней привычке заложив за спину руки, зашагал по мостику.

Перед выходом в море стало известно о том, что немецкие подводные лодки в Атлантике потопили суда «Оклэнд Стар», «Клэн Мензис», «Джамайка Прогресс». Субмарины появлялись из глубин неожиданно и без предупреждения торпедировали беспомощные торговые пароходы. С тонущих кораблей в эфир летели отчаянные радиограммы.

На темных пологих валах, катившихся навстречу «Каяку», появились пенные барашки — верные предшественники шторма. Но капитана это радовало: чем выше волна, тем больше надежд пройти через Атлантику незамеченными.

Весь день Калласте был занят: ездил в управление порта, встречался с портовыми чиновниками… Вокруг были люди, и каждый говорил о чем-то своем, но мысли капитана все время возвращались к одному: «Что в Таллине?»

Капитан поднял голову. На флагштоке трепетал под ветром эстонский флаг. В груди болезненно и тревожно кольнуло. Как и в продолжение всего дня, Калласте постарался отвлечься от назойливых мыслей, уйдя в работу.

Переждав порыв ветра, капитан отворил дверь в рулевую рубку, фокстерьер прошмыгнул мимо ног, радуясь, что теперь можно будет согреться, надежно укрывшись от резкого ветра и холодных брызг, обдававших мостик.

У штурвала стоял рулевой Карл Пиик. Он сдержанно поздоровался:

— Добрый вечер, капитан.

— Добрый вечер, — ответил Калласте.

В рулевой рубке было полутемно. Только подсветка компаса мерцала в темноте.

«Каяк» шел без огней. В каютах и машинном отделении иллюминаторы были задраены броняшками. Коридоры были едва освещены синими лампами.

Карл Пиик откашлялся. Капитан искоса взглянул на рулевого. Немолодое, изрезанное морщинами лицо, глубоко запавшие глаза. От виска через всю щеку сбегал шрам.

«От чего бы это? — подумал капитан. — Портовая драка или несчастный случай?»

— Пиик, — сказал Калласте, — я вот смотрю на вас и думаю: где это вы заполучили такую зарубину?

Рулевой пощупал шрам.

— Как-нибудь расскажу, капитан. — Он посмотрел на Калласте: — Давняя история, долго рассказывать.

Помолчали. У Калласте было ощущение, что стоящий рядом человек все-таки хочет что-то сказать. Что-то очень важное. Калласте молча смотрел на вздымающееся море. Ждал, но Карл Пиик так ничего и не сказал.