Когда костер уже затухает и на небе появляется огромная луна, из буша доносятся звуки ударного оркестра Кисточки. Они все приближаются и приближаются, пока на поляну не выходят мальчики и девочки разных возрастов, распевающие песни во славу Иисуса. У каждого в руках две тонкие палочки длиной в фут, а на груди висит плоская дощечка, барабаня по которой, они отбивают ритм. Четыре колонны детей расступаются в разные стороны, и из–за их спин появляется Кисточка собственной персоной в облегающих брюках клеш и белой рубашке. Дети начинают совершать замысловатые построения за его спиной, а Кисточка отбивает свой собственный ритм кожаными ковбойскими ботинками с металлическими носками, которые отблескивают оранжевым светом в сгустившейся тьме. Соединяя в одном лице шамана вуду, танцора и акробата, он танцует с такой энергией, словно от этих движений зависит жизнь всех собравшихся, и зрители восхищены увиденным. Ахая и издавая одобрительные возгласы, они с благоговением наблюдают за тем, как Кисточка вытягивает губы и бросает хитрые взгляды на довольного отца Джошуа. Перепивший дьякон Хилари может уже только икать.
Оркестр выступает более двух часов без остановки, затем Кисточка кланяется и все исчезают во тьме.
И когда я, едва передвигая ноги, плетусь по тропинке мимо церкви, из темноты до меня долетают голоса «Родо диана» — «Спокойной ночи».
— Родо диана, мистер Уилл.
— Родо диана, — с чувством удовлетворения повторяю я, беззастенчиво переступая через дьякона Хилари, храпящего как мотоцикл с двухтактным двигателем. Затем вместе с Чатни обхожу спящего отца Джошуа, который лежит, сложив на груди руки, напоминая надгробие, и бесшумно проскальзываю в свою комнату.
Глава 17 Гнусное убийство
Я узнаю о неприятных аспектах птицеводства. — А также о том, что гораздо решительнее, нежели предполагал. — И о том, что у миссис Гарольд есть весы.
— Убивать их совсем несложно. Просто хватаешь этих мелких негодяев и сворачиваешь им шею. Хватаешь и сворачиваешь.
Он делает резкое движение рукой и издает странный хлюпающий звук. Хорошо, что передо мной стоит зеленая бутылка, содержимое которой приходится так кстати.
Я совершенно случайно сталкиваюсь с Уорреном в Мунде, и он за пару бутылок пива, которое служит здесь популярной валютой, соглашается преподать мне начальный курс по убийству цыплят.
— Потом ты их подвешиваешь, повыше. На веревку для сушки белья или еще на что–нибудь такое.
Вешать цыплят? Но после сворачивания им шеи это уже представляется не слишком уместным.
— Да не за шею, болван! За ноги. Тогда кровь стекает к голове, и мясо остается белым.
Оказывается, все не так–то просто, как я предполагал. Я прошу принести еще две бутылки.
— Потом надо вскипятить много воды.
Воды?
— Воды–воды. По–моему, я внятно сказал: вода.
Я вынужден согласиться с тем, что слово было произнесено отчетливо.
— Так вот. Их надо опустить в кипяток, тогда ощипывать будет легче. Только не оставляй надолго, иначе они сварятся.
Ну естественно.
— А потом их надо вытянуть.
На дыбе, что ли? Однако я решаю, что мое остроумие не произведет должного впечатления на моего австралийского друга, который теперь погружается в подробное описание процесса потрошения и придания цыплятам товарного вида. Может, думаю я, нам следует подержать цыплят подольше, чтобы они успели набрать вес.
— Правильно! Да все это яйца выеденного не стоит, старик! Чего уж легче!
И то правда: чего уж!.. Все это звучит как чудовищный кошмар, на который я старался не обращать внимание в силу своих довольно абстрактных представлений о процессе разведения птицы. И теперь в преддверии неизбежного не был уверен в том, что гожусь для этого грязного дела.
Эта партия была экспериментальной, и, если все пройдет нормально, я намеревался построить еще несколько курятников, чтобы производить забой — как бы ужасно ни звучало — каждые две недели. И чтобы жители деревни освоили весь процесс, всякий раз брал кого–нибудь из них с собой, когда мне надо было перечислить деньги мистеру Ву или заказать новый корм. Несмотря на свое начальственное поведение и лицемерное всезнайство, я регулярно посещал курятник, проверяя, насколько он чист и есть ли у цыплят вода и пища. А жители деревни делали всё возможное, чтобы овладеть ремеслом птицефермеров.
Потому теперь, беседуя с Уорреном, прекрасно понимаю, сколь верный выбор я сделал, ведь этот бизнес не требовал обширной материально–технической базы, да и с финансовой точки зрения не доставлял пока сложностей. Однако нам еще предстояло преодолеть последнюю фазу…
Не прошло и шести–семи недель, как пушистые желтые шарики превратились в пухлых белых птиц с красными гребешками и блестящими глазами, подозрительно взиравшими на происходящее вокруг. В последнее время, проходя мимо, я стал отворачиваться в сторону и делать вид, что не замечаю их. У меня теплилась надежда, что они не догадываются о моей личной ответственности за уготованное им массовое хладнокровное убийство.