Океания. Остров бездельников

Машу рукой Импу, который ловит рыбу у мыса Те Ана Лази, а затем откидываюсь назад на сиденье и расслабляюсь. Впереди виднеется что-то, напоминающее огромную нефтяную пленку, однако, когда я подплываю ближе, выясняется, что это целая куча красноватых медуз, каждая размером с печеное яблоко. Посередине колышется гигантская черепаха, наслаждающаяся послеполуденным ланчем. Заслышав тарахтенье мотора, она поднимает голову с недовольным видом и ныряет. Проплывая сверху, я вижу, как она уходит вглубь подобно большой коричневой тарелке.

Чуть позднее наблюдаю, как воду разрезает взмывающий вверх водяной орел. Он совершает точно выверенный разворот в воздухе и вновь шлепается в воду, так что брызги окатывают меня с головы до ног. «Это и есть прекрасная, простая и ничем не обремененная жизнь», — думаю я. Мысль не слишком оригинальная.

Здесь можно жить так, как тебе нравится, и не подлаживаться под других. Вероятно, эта жизнь и не изобилует роскошью, зато она одаривает самыми потрясающими впечатлениями — такими, которые только что были мне преподнесены. Хорошая все-таки штука — это Соломоново время!

Чем дальше я углубляюсь в открытое море, тем сильнее становится волнение. Это даже не волны, а какое-то непрерывное колебание, поднимающее и опускающее лодку. Это приятное убаюкивающее движение, и я устраиваюсь на корме, опустив ноги в воду. Болтая ногами в пенящейся струе, смотрю, как вдали исчезает деревня, и острова, опоясывающие риф, отступают на пятьсот и более ярдов. Впереди только море и никаких намеков на сушу. И я мчусь дальше, качаясь на воде, дышащей мощной силой.

Внезапно днище лодки обо что-то ударяется, и двигатель глохнет. Я выпрямляюсь, — в белой вспененной воде появляется кокосовый орех. Даю задний ход, переключаю двигатель в нейтральное положение и снова его завожу. Воду заволакивает выхлопной дым, и двигатель издает раздраженное чихание. Винт забит зелеными лентами водорослей.

Я осторожно перегибаюсь через борт и начинаю освобождать лопасти винта. Ничего серьезного, но впредь мне следовало внимательнее следить за мусором и обломками, которые приносило течениями и приливами. Я осторожно опускаю двигатель в воду и снова его включаю. Похоже, с ним все в порядке, и все же предпочитаю более медленные обороты. Вглядываясь вперед, я замечаю еще несколько кокосовых орехов и черенки сумаха. Осторожно маневрирую между ними, и передо мной вновь открывается свободное пространство. Когда солнце начинает томно клониться горизонту, я замечаю по левому борту острова Кири-Кири. Между ними есть проход, по которому сразу можно попасть в лагуну и пройти к Беле, и я выравниваю румпель, чтобы лодка ровно вошла в пролив.

Однако осуществляя этот маневр, замечаю нечто, напоминающее рога гигантского канадского лося, вздымающиеся из-под воды. Я уже представляю себе его лупоглазую физиономию, прикидывая, что он мог потеряться и теперь плывет по-собачьи (если только лоси плавают именно этим стилем), пытаясь отыскать свой дом. Торможу и, приблизившись, понимаю, что это не рога, а ветви огромного затопленного дерева, большая часть которого находится под водой. Не убирая руки с дросселя, я совершаю роковую ошибку — поднимаюсь на ноги.

И тут же коварные волны, воспользовавшись моей оплошностью, накатывают сзади и опрокидывают меня за борт.

Глава 19 Снова на берегу…

Я не цепляюсь за соломинку. — Не теряю присутствия духа. — Не смотрю вниз. — И в результате обретаю почву под ногами.

Сквозь кристально голубую воду, пронизанную кружевом крохотных переливающихся пузырьков, я вижу, как ко мне устремляются два странных морских создания, протягивающие к моему лицу свои щупальца. Однако после секундной паники понимаю, что это мои собственные руки, и облегченно вздыхаю, что, естественно, крайне неосмотрительно в такой ситуации.

К счастью, все же выныриваю на поверхность и, отчаянно кашляя, зажимаю себе нос. Мои ноги лихорадочно молотят воду, пытаясь нащупать ступени, которые вывели бы меня к теплому полотенцу и уютному шезлонгу, однако это совсем иной вид плавания. Оттуда, где я оказался, не было видно ни береговых спасателей, ни, что еще прискорбнее, каноэ.

Современные навесные моторы оборудованы приспособлением, называемым стопором. Вы соединены с двигателем тросом и если вдруг расстаетесь со своим средством передвижения, пластмассовый ключ вылетает из своего паза — и лодка останавливается. Однако на моем каноэ стоял мотор совсем другого типа. Более того, Кисточка для большей эффективности усовершенствовал дроссельную рукоятку, так что она застревала в том положении, в каком ее установили. Оказавшись за бортом, я скрестил пальцы и мысленно прочитал молитву, чтобы мотор заглох по какой-нибудь иной причине. Однако моя мольба не была услышана.