Океанский патруль. Книга 2

Хватаясь руками за обледенелые поручни, Пеклеванный лезет уже по четвертому трапу. Еще один – и мостик. Здесь качает сильнее, ветер опрокидывает навзничь, потоки воды сшибаются, перекатываются под ногами. Но лейтенант знает: пусть тяжело, холодно, но, черт возьми, он любит стоять на возвышении вахтенного офицера и смотреть вперед – туда, где разбиваются кораблем водяные ухабы.

– На румбе?.. Так держать…

Бекетов ходит с одного крыла мостика на другой, по-извозчичьи хлопает рукавицами, сшитыми из серых волчьих лапок.

– Эх-эх, – крякает он, и вестовому, который принес ему кофе, говорит дружески: – Спасибо, Андрюша!

Потом, возвращая стакан и осматривая горизонт, весело кричит рассыльному:

– Будите штурмана!.. Кажется, вон там прояснило и показались звезды, – пусть определится.

Приходит штурман, обрадованно и торопливо протирает линзы секстанта.

– Вега и Сириус, – опытным глазом определяет он и ловит отражение звезд на темные, словно закопченные, стекла оптики. – Сейчас, – бормочет под нос, – поймаю…

На мостик, выбравшись из душных машинных недр, поднимается костлявый механик. Он так высок, что голова его и плечи уже показались в люке мостика, а ноги еще только перебирают первые ступени трапа.

– Ну и жара! – говорит он, распахивая ворот комбинезона. – А у вас тут рай!

Одетые в шубы сигнальщики в этот момент готовы обменять свой ледяной «рай» на тот раскаленный «ад», из которого выбрался механик…

Так проходит жизнь походного мостика, но за всем этим – простым и будничным – кроется другая жизнь; она бьется в пульсах морзянки, в стонах приборов, что вслушиваются в толщу вод, протекает в неусыпном бдении сигнальщиков, которые всматриваются в бесноватую баламуть шторма.

Пеклеванный живет этой второй жизнью. Его пальцы плотно сжимают бинокль. Сейчас он ответствен за все, что происходит на тридцати двух румбах исчезнувшего во мраке горизонта. Четыре рыболовных траулера вот уже какой день черпают в свои трюмы косяк сельди и никак не могут вычерпать. Где-то глубоко под водой, в сплошном мраке, сейчас валом валит жирная полярная рыба, но в этом подводном мире живут и гремучие шары мин, быстрее акул проносятся хищные субмарины врага. Вот потому-то не слышит сейчас Артем разговоров на мостике, забывает о холоде и, не доверяя сигнальщикам, сам всматривается в мрачную долину океана.

– На «Рюрике» видна щель света! – докладывает матрос.

Что такое щель света? Пустяк. Но, может быть, этот свет уже заметил враг?.. Может, чья-нибудь предательская рука подает сигналы врагу?..

– Передайте, – говорит Пеклеванный, – командиру траулера «Рюрик»: «У вас виден свет с правого борта в районе спардека».

Прославившийся на весь флот своим зрением сигнальщик Лемехов быстро отыскивает в темноте ныряющий на волнах силуэт «Рюрика» и отщелкивает во тьму приказ по клавишам фонаря. Скоро щель света пропадает, и Лемехов, закрывая фонарь от брызг, говорит своему соседу-пулеметчику:

– А все-таки, что ни говори, а им труднее, чем нам.

– Кому – им?

– А вот им, всем, – и сигнальщик показал во тьму, где, захлестанные мутной пеной, трудились четыре траулера…

– Мастер! – кричат из трюма. – Эй, мастер!

– Где мастер? – отзываются в темноте.

– Позовите мастера, – приближается зов. .

– Тетя Поля, – говорят у рыбодела, – иди, тебя кличут.

– Господи, да что там стряслось такое?..

Подтянув повыше гремящие при каждом шаге заскорузлые от соли пуксы, Полина Ивановна спешит к рыбным трюмам. Ее ноги скользят по палубе, залитой рыбьей слизистой кровью. Высоко над бортами вихрятся сизые рассыпчатые гребни. «На старости-то лет…» – думает боцманша, и, молодо изогнувшись, что кажется почти невозможным при ее полной фигуре, она ныряет в люк. Здесь ее уже ждут засольщики.

– Мастер, отрыбачили! Продукцию некуда складывать!

– Такой корабль большой, и – на тебе! – некуда! Быть не может…

– А ты посмотри.

Она осматривает помещение: «чердаки» действительно вплотную забиты готовой продукцией. Из консервного отсека тоже кричат, что еще осталось немного места, а дальше…

– Хоть на голову клади, – образно заявляет старшина отсека, девушка в кокетливом халатике, отчего она похожа на медицинскую сестру.

– Вы уж это там… как бы вроде… потеснитесь…

Тетя Поля бежит к телефону, звонит в штурманскую рубку:

– Анастасия Петровна, хоть на голову рыбу клади. Все чердаки заполнены! Привыкла я на берегу – там-то что, а здесь, окромя палубы, и плюнуть некуда.

Окуневич ее успокаивает, добродушно смеется:

– Еще три захода, Полина Ивановна, сделаем и на рассвете сдадим косяк другим траулерам. Как-нибудь там распорядитесь, чтобы поплотнее укладывали…

Тетя Поля, направляясь к люку, заглядывает в салотопенную. Здесь жарко, и воздух пропитан испарениями рыбьего жира. Корепанов сидит возле котла, читает, раскачиваясь, потрепанную книгу.

– Интересно? – спрашивает она его.

– Очень. Про то, как…

Салогрей уже раскрывает рот, чтобы начать рассказывать «про то, как…», но голова тети Поли занята другим:

– Ты из этой партии печени, что гонишь, потом мне на пробу принеси. Ну, как у тебя дела-то?