Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Книга 2

Ванька немилосердно сопел, когда его представили домашним именем: «Дед Иван». Такое было допустимо только при своих. Женщина Нинель с укоризной смотрела на дядю Бориса, мол, почему мальчика называют «дедом», а дядя в ответ извинялся, потом он ей все объяснит, но не сейчас, а позже. Потом взрослые опять что-то обсуждали, смотрели на едва ковыляющего мальца.

«Вот еще, родинка у него, эка невидаль, у всех Федотовых такая».

Глава 17 И Ленин, такой молодой

Октябрь 1908 г.

Весь сентябрь и начало октября 1908-го года Федотов крутился мелким бесом. А началось все с майского запроса бельгийцев о поставке им пробной партии возимых радиостанций. Тот заказ был выполнен, пожелания заказчика учтены и не далее как на прошлой неделе Федотов подписал контракт на продажу в бельгийскую армию основной партии комплексных узлов связи. Рубка за контракт вышла серьезная. По договоренностям с «Сименсом», Австро-Венгрия и Швеция являлись зоной исключительных интересов немцев, Италия и Франция русских. Бельгия с Нидерландами отнесли к зоне «свободной охоты», поэтому конкурировали без дураков. Ну, как без «дураков», чтобы не обрушить рынок в последний момент перетерли и нашли компромисс: рации и «мототелеги» российские, а телефония от дойчей. Бельгийцы все поняли «правильно» и заплатили достойно. Еще бы им не заплатить, коль бельгийские генералы без бутерброда с икрой просто спать не могли.

Едва Федотов надумал ехать домой, как «проснулись» французы. Прижимистые лягушатники дождались таки окончания всех испытаний и решили прикупить для своей армии такие же станции. Прижимистые то они прижимистые, но куда им деваться, коль скоро на этой территории фрицы играли за русских. Вот и образовался второй договорок, на полсотни станций, а это уже совсем не шуточные деньги, это вам не крохотная бельгийская армия.

Ко всем радостям зашевелились и французские мореманы. Им понадобилась дальняя связь. Вот и пришлось Федотову последнюю декаду сентября мотаться между Брюсселем, Парижем и Тулоном с заездом во французский Брест, а спать по преимуществу в поездах.

Зато, как хорошо солнечным октябрьским утром бездумно брести по окраинным улочкам Женевы. Тихо, никто не орет, не сплевывает под ноги семечную шелуху. На этих улочках наслаждался покоем, пастор Шлаг. Очередная улочка полого спускается к Роне. К Роне, так к Роне, там можно прокатиться на яхте или просто посидеть на набережной. Сегодня можно.

«Эх и хорошо же здесь», — мысль эта, в который уже раз посетила путешественника во времени, и следом ей всплыла возвышенная рифма:

  Летят автострадные танки,
  Шуршат по асфальту катки,
  И грабят швейцарские банки
  Мордатые политруки,
  И мелом на стенах Рейхстага
  Царапает главстаршина:
  «Нам нужен Париж и Гаага,
  И Африка тоже нужна!

«Золотые слова. Надо бы напеть Звереву, в его время такие шедевры уже вышли из моды», — эта мысль только еще формировалась, как слева призывно потянуло сытным бульоном, оттененным запахом сдобы и хорошего кофе. Здесь, на возвышении в две ступеньки открытая веранда небольшого кафе. Мысль пропустить чашечку ожидаемо толкнула на поиски свободного места. Собственно, а что его искать, коль вокруг полно свободных столиков. На солнышке обосновались две преклонного возраста дамы. Старые косточки не греют и солнце им только в радость. Слева у стены секретничают три господина. Самый удобный столик занят, за ним вполоборота к улице уткнулся в газету коренастый господин в черном сюртуке, а на крючке висит котелок.

«Вот же, черт лысый, занял мое место», — игривая мыслишка мелькнула и тут же забылась, а взгляд нашел по соседству такой же удобный столик, даже лучше. Три шага, отодвинутый стул и уверенная посадка заставила «грамотея» бросить укоризненный взгляд на нового посетителя.

Странно устроена наша память. Порою ломаешь голову — где ты мог видеть этого человека, а бывает достаточно услышать интонацию или мельком заметить профиль, чтобы немедленно пробудить целый пласт воспоминаний.

Вот и сейчас, темные глаза, колючий взгляд исподлобья и газета в руках, вызвали из памяти сразу несколько образов вождя мирового пролетариата.

— Владимир Ильич?! — шипящий возглас суматошно вскочившего посетителя выдавал крайнюю степень изумления. — Извините, совсем не ожидал вас здесь увидеть, — растерянность перла из каждого слова и жеста, а в сознании Федотова грянул гимн, в котором Ленин такой молодой и юный октябрь впереди, при этом губы переселенца сами собой растянулись в нелепую, в пол-лица улыбку.

На извечный русский вопрос, заданный самому себе Федотовым: «И что теперь делать?» — ответ последовал мгновенно: «Черта с два я упущу случай потрепаться с вождем, хрен он от меня отделается», — и опять последняя мысль отразилась на лице, теперь, правда, не растерянностью, а лихой уверенностью.