Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. Книга 2

То ли у гражданского не было с собой документа, то ли еще какая причина, но что-то буркнув, он круто повернулся и вышел на улицу. Зато практически в этот же момент в помещение влетел запыхавшийся Тарханов.

Боевое братство таковым было, есть и будет, поэтому, после мата разъяренного урядника, предложение бывшего городового заскочить в комнату для переговоров, было принято с пониманием. Тут же появилась запотевшая беленькая с нехитрой закуской, и перед полицейскими открылась нелегкая судьба-судьбинушка их бывшего коллеги.

— Платят мне, Кирилл Николаевич, неплохо, но строго тут у них. Ты прикинь, в прошлом месяце мастер цеха провел своего племяша, и где теперь тот мастер, и где тот писарь из бюро пропусков? Вот и посадили нам этого ирода. Все жалуются.

Разливая по второй, Тарханов вспомнил о «гражданском»:

— Кирюха, а что не зовешь своего, — Егорыч кивнул на деверь, — мерзнет, поди.

— Да ну его, — махнул рукой урядник, — немчура поганая. Ты Сосновского помнишь?

— Как такого не упомнить?

— Его человек. Пристал как банный лист — проведите его к инженерам, дальше он сам найдет, что ему там надо. Да нешто я не понимаю, что так дела не делаются? — теперь полицейский обрушился на свое начальство. — Мне же никакой бумаги не дали.

Разговор этот закончился ближе к полуночи. Зато с утра урядник со своими орлами грозно стучал в двери особняка Федотова.

Открывший дверь дворник тут же отгреб оплеуху от мающегося похмельем городового. Когда выяснилось, что хозяев нет, «дворецкому» был предъявлен ордер на обыск.

Кроме троих полицейских и вчерашнего «немца», группа была усилена двумя чинами из третьего отделения. Оба были в цивильной одежде, а командовал всеми усатый тип в коверкотовом пальто, представившийся Синеглазовым. Слугу и дворника шуганули, чтобы не путались под ногами, а одного полицейского поставили у входа.

Обыск длился вот уже четвертый час. Ну, как длился? Бегло осмотрев кухню, гостиную и комнаты домочадцев, полиция уверенно направилась в кабинет хозяина, но тут случилась первая заминка — кабинет оказался заперт.

— Открывай! — голос Синеглазова не предвещал ничего хорошего.

— Ваше благородие, — заскулил «дворецкий», — не велено мне сюда заходить, а ключи только у дворника.

— Дворника сюда, каналья!

— Да вы же его сами выперли, дабы под ногами не мельтешил, — Львов старательно изображал из себя простака-увальня.

— Митяй, вышибай эту дверь к чертовой матери, — окончательно разъярился жандарм.

Ничего хорошего из этой затеи не вышло, а Митяй, держась за разбитое плечо, поскуливал на хозяйском диване в гостиной. Да и как могло быть иначе, коль дверь оказалась из четвертьдюймовой стали. Проникнуть в кабинет через окна второго этажа так же не удалось — их закрывала толстенная решетка.

Поиски дворника затянулись на добрых полтора часа. Искали бы дольше, если бы тот сам не заглянул посмотреть, не окончен ли обыск.

Дворник, жилистый чернявый парень, оказался не робкого десятка и сходу учинил скандал, заявив, что эту пьянь, — дворник едва только не плюнул в сторону понятых, — он даже на порог не пустит, не то, что в кабинет хозяина.

— Ищите из порядочных соседей, чтобы я их знал, — нагло заявил возмутитель привычного порядка, т. е. легкого полицейского произвола.

Не помогли ни ругань, ни пара оплеух, а карманы «дворника» оказались девственно чисты. Деваться было некуда, пришлось искать правильных понятых, на чем потеряли еще почти час.

— Ключи! — Синеглазов требовательно протянул открытую ладонь к строптивому дворнику.

— Подвинься, ваше благородие, — дворник решительно оттер плечом жандарма.

Дальше произошло чудо — дворник приложил ладонь к двери, что-то скрипнуло и дверь сама собой приотворилась.

Много повидавшие на своем веку полицейские, на этот раз были изрядно ошарашены. Вновь взятый в оборот дворник упорно мочал, а повторный обыск ничего не дал. Да и не было у Петра Локтева никакого ключа, зато в кармане у Львова лежал примитивный радиобрелок.

В кабинете обыск пошел по всем правилам. Синеглазов со своим напарником бегло просматривали бумаги. Часть передавали «немцу», часть оставляли без внимания, а часть стоявший до того у входа полицейский убирал их в объемистый баул коричневой кожи.

На шум внизу внимания поначалу не обратили, зато, когда на второй этаж ворвалась орава репортеров с фотоаппаратами, выгонять их было поздно. Попытались, конечно, но много ли навоюешь, если тебя со всех сторон слепят вспышками десяток пройдох из газетной братии? И ладно бы только репортеры! В дом ввалилась невесть откуда взявшаяся толпа по виду студентов, которая на все лады стала галдеть о распоясавшихся полицейских, которые под шумок воруют ценные вещи.

Апофеозом стал дикий рев дворецкого: «Держи вора!» Это Николай Львов ломанулся за ускользающим «немцем». И ведь почти нагнал, стервеца, но споткнувшись, скатился по лестнице, сметая всех на своем пути.

Пока растаскивали помятых «студентов», пока укладывали на второй диван пребывающего в полуобморочном состоянии «дворецкого», и все это под аккомпанемент магниевых вспышек и воплей журналюг, вора и след простыл.