Зазорным это не считалось, а осмыслить масштабы собственного невежества кому-то не хватало такта, но большинству мозгов. Таким пинателем, Федотов, по сути, и оказался. Видимо, что-то рациональное в сумбурном вопросе переселенца прозвучало и вместо того чтобы отшить придурка, Ленин четко обозначил границы предстоящего обмена мнениями:
Первое — рабочий класс со временем действительно может изменяться, но не критично, и далеко не завтра.
Второе — тенденция социально-экономического сближения технического специалиста с пролетариатом, наблюдается, но его масштабы пока не столь заметны, чтобы выплеснутся на страницы печати.
Третье, — рабочий, перешедший в управление — пособник буржуазии.
И все было бы неплохо, не отреагируй федотовское подсознание на фразу Ленина о пособниках эксплуататоров. Слишком хорошо переселенец знал размер кары, обрушившейся на таких «пособников».
Не растеряйся Федотов от встречи с Владимиром Ильичом, у разговора было бы иное окончание, но перед переселенцем оказался сам Великий Ленин. Так сработало советское воспитание. В результате, вместо того, чтобы немного подумать, и провести интереснейшую беседу с самым значимым человеком эпохи, Борис сморозил ерунду.
Вот и сейчас Федотова с его идеей «обобществления капитала» явно занесло. По мнению Красина это было следствием буйной федотовской фантазии с некоторым привкусом «не самого глубокого» понимания марксизма. Ну, это мягко сказано. Федотова можно было, как он сам однажды выразился, ткнуть фейсом об тейбл, но зачем? Гораздо интереснее узнать причины, побудившие «радистов» поддержать новых социалистов. Поэтому, вместо очередного отпора, Борис услышал предложение:
— Чтобы называть марксизм упрощенной схемой, надо иметь свою, не примитивную, — Леонид Борисович чуть приподнял бокал, который до этого задумчиво грел в руке, — ту, в которой нет таких ляпов.
— Хм, нет ляпов, а вы уверены, что такая теория вообще возможна? — попытался съехать с темы Федотов.
— Борис Степанович, не увиливайте, разве не для этого мы с вами собрались?
— Ага, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
— Это из чьих-то стихов? — отреагировал на рифму Красин.
— Да, Юрий Визбор, — как о чем-то само собой разумеющемся ответил, размышляющий с чего начать, Федотов.
«Собственно, а что я тяну? Ничего секретного в финансировании нами СПНР нет. Устраивает она нас! Такие мы прагматичные, только, господин марксист, начнем мы с критики марксизма. Так мне удобнее выйти на тему социалистов», — мысленно плюнув через левое плечо, Федотов предложил свой привычный тост:
— За успех нашего безнадежного дела.
— Прозит, — хмуро откликнулся большевик.
О том, что дальше последует пошловатый пассаж: «Между первой и второй…», Красин не сомневался. Некоторые словесные извращения Федотова он находил вполне достойными, но большинство считал излишне вульгарными. Стеснительным гимназистом, Красин не был, скорее наоборот, но обилие федотовских перлов раздражало. И тем более удивительно, когда по этому поводу Борис вполне искренне ответил, дескать, в его дворе высказывались настолько резче, что даже он этого не повторит.
Знать бы еще, в каком российском городке есть такой дворик.
— Вот вы, Леонид Борисович, упрекаете меня за скептическое отношение к марксизму и за симпатии к СПНР, — несколько напряженно, как когда-то на комсомольском собрании, начал Федотов, — все так, но прежде чем перейти к новым социалистам, хочу поделиться с вами одной мыслью. Только, чур! — подняв указательный палец, Федотов, прикинул, достаточно ли он вертикален. — Только, чур, без обид и вааще, как сказал поэт, будем проще и к нам потянутся люди.
— Борис Степанович! — взмолился против очередного надругательства над русским языком Красин, — ну как можно быть таким несерьезным!
— Вот, с Лениным я стал говорить всерьез, так до сих пор икается. Нет уж, второй раз я на эти грабли не наступаю, а поэтому…, - подбирая слова Федотов вдруг понял свое упущение, — и вообще, я позорно забыли о перерывчике между первой и второй!
После «второй» легкое напряжение спало, и разговор пошел естественным порядком. Борис попросил проследить за его логикой:
— Докопался я, Леонид Борисович, до интереснейшей мысли. Я сейчас буду говорить, а вы меня проверьте.
Федотов впервые рискнул высказать мысль, что пришла ему в голову еще пару лет тому назад: