— Не переживай, все что мы наблюдаем в подлунном мире, есть всплеск обыкновенного исторического процесса. Как говорит Старый, нарастание потенциалов психической энергии, приводит к пробою межклассовой изоляции. Отсюда мгновенный сброс энергии и выравнивание потенциалов, то есть накопление энтропии. Это и есть революция. Я же полагаю, озаботься Россия созданием настоящего КГБ, проблем было бы на порядок меньше.
В этот момент морпех больше всего напоминал кота, выудившего из аквариума золотую рыбку.
— Дмитрий, но это же… как ты можешь так об этом говорить?! — Виктора ощутимо передернуло.
— Эт, точно! Зато всех противников российской государственности такая контора вычищает на раз.
— Черносотенец!
— От жандарма и слышу! — Зверев в очередной раз плеснул на донышко «антидепрессанта», — Черносотенство, партайгеноссе Шульгин, есть слепая реакция этноса на угрозу, я же толкую о комплексном подходе к делу организации системы безопасности державы! Заметь, не только твоей конторы, а многокомпонентной системы. Иначе хана котенку.
Когда переселенцы впервые озвучили жандарму идею тотального промывания мозгов в сумме с грамотной организацией спецслужб, которые Зверев называл то КГБ, то НКВД, Шульгин на время онемел. И было отчего — не жалея красок Димон рисовал многотысячные колонны борцов за справедливость, дружно шагающих на лесоповал.
«Виктор, все путем. Шаг влево, шаг вправо — побег! Прыжок на месте — провокация! Стреляю без предупреждения», — так, по мнению Дмитрия Павловича, должна была работать «его» система.
Признавая необходимость усиления третьего отделения, идею оболванивания офицер категорически не принимал. Сама мысль о возможности манипулирования сознанием казалась ему кощунственной. Особенно неприятно ему было слышать, что влиянию в равной мере подвержены и люди простые, и образованные.
Наивный. Разве мог он противостоять извращенному уму человека будущего, к тому же на тройки окончившему факультет психологии?
Как известно, факты вещь упрямая, и после демонстрации ряда приемов психолингвистического воздействия Виктор убедился в справедливости очередного откровения «чилийцев». Параллельно он заинтересовался психологий, основы, которой давал ему троечник из будущего. Справедливости ради надо отметить, что троечником Зверев был лишь отчасти — любимые предметы он сдавал на отлично. Жаль, что таковых было немного.
Шульгина же сейчас интересовали дела российские. Знакомясь с полицейскими сводками, он спинным мозгом чувствовал нарастающее напряжение. И вот ведь парадокс: не далее, как в начале августа Николай II подписал Манифест «Об учреждении Государственной Думы». Днями был обнародован новый Манифест, согласно которому ни один царский закон не имеет силы без думского одобрения! Казалось бы, что еще надо? Оказывается, все не так просто, и в ответ Москва откликнулась забастовками, подхваченными промышленными центрами Росси. В итоге начиналась знаменитая Всероссийская октябрьская политическая стачка.
Неизвестно, что еще нафантазировал взвинченный встречей со своей юношеской любовью Шульгин, но прозвучавший вопрос застал морпеха врасплох:
— Дмитрий Павлович, когда ждать кульминацию?
— Поручик, от-ставить! — Зверев ощутимо разозлился, — Кто вам сказал, что общественный катаклизм можно просчитать с такой точностью? Здесь вам не тут! Впрочем, если хочешь услышать наше мнение, то изволь, — смягчился, наконец, тренер, — Федотов в ноябре планирует отправить инженеров на выставку в Швейцарию. От греха подальше, а шваркнет, или нет, сам понимаешь, бабушка надвое украла.
— Виноградов тоже едет? — отсутствие реакции на бредовые афоризмы и проскользнувшая напряженность выпали из стиля беседы.
«Ого! А вот это, блин, сюрпризец! Похоже, наш Иван Никитич засветился. Только вот вопрос, а наш жандарм проболтался или слил клиента?»
Полгода назад, начав свои «философские» беседы, переселенцы заключили с Виктором джентльменское соглашение — никакие разговоры не возбраняются, но все остается между собеседниками. Переселенцы не спрашивали конкретику жандармской службы, аналогично поступал их визави. Вольно или невольно, но сейчас Виктор нарушил договоренность, и реакция Зверева была мгновенной:
— Жандармское управление интересуется подрывной деятельностью нашей картонной дурилки или…? — сочившегося яда хватило бы извести ходовую часть кавалерийского полка.
— Какой дурилки, то есть, Дмитрий Павлович….
Вчера Шульгин не помнил, как его голова коснулась подушки, зато утром от вчерашней хандры остались лишь смутные воспоминания. Пока коляска несла офицера на службу, в памяти всплывали отдельные эпизоды прошедшего полугодия. Вот он с сослуживцем впервые заглянул в клуб «Славянской борьбы». Характерный запах мужского пота, вокруг много молодых крепких мужчин. Первое построение: «Господа борцы, прошу выстроиться в одну шеренгу».
«Какой ужас, кто же так подает команды!?»