Ох и трудная это забота - из берлоги тянуть бегемота. Книга 1

— Да ты, Доцент, не расстраивайся, мы ему жизнь сохраним. Одноглазых правителей современная история не знает!

— Да ну тебя. Старый, а все в игрушки играешь. Товарищ майор, — добавил в конце Мишенин, как бы отдавая должное розыгрышу.

— Эх, Вова, хорошо-то как!

Борис, раскинув руки, загляделся на Млечный путь. Ильич невольно поддался хлещущей из Федотова первобытной радости бытия.

— А знаешь, Ильич, — все еще глядя в небо, произнес Федотов, — давай, действительно, встретимся с Колчаком. Ему же сейчас, наверное, и тридцати нет. Действительно, мальчишка. Просто посмотрим, кто он на самом деле, да и все тут.

— А почему бы и нет? — еще больше заражаясь оптимизмом, откликнулся Мишенин.

* * *

За завтраком, Александр Степанович выглядел неважно. Припухлые веки и круги под глазами говорили о дурно проведенной ночи. Одновременно было очевидно, что многие проблемы он разрешил и тем получил душевное равновесие.

— Господа, после всего, что вы рассказали, я пришел к выводу: от своей затеи вы не откажетесь. Да и сама затея грандиозна. Мне очевидно, что если даже десятая часть задуманного получится, вас ждет потрясающий успех. Отсюда я посчитал своим долгом всячески вам благоприятствовать.

Попов порывисто встал, сделав несколько шагов, вновь остановился, массируя с левой стороны грудь.

— Господа, я полностью с вами согласен, в вопросе сохранения секретности работ. По этой причине я настоятельно прошу вас аппараты изготовить в кронштадских мастерских. Если вы не против, то сейчас мы зайдем в институт, где через канцелярию я оформлю письмо на имя Главного Командира кронштадтского порта. В порту вам надо будет встретиться с заведующим радиомастерской Леонидом Евгеньевичем Коринфским. Вот к нему рекомендательное письмо.

Передав письмо, профессор сделал паузу. Он явно хотел что-то добавить, но испытывал то ли неловкость, то ли сомнения. Переселенцы не торопили. Еще раз потерев грудь, где дано пошаливало сердце, наконец, решился:

— Господа, должен вам сообщить: мы с господином Коринфским имеем отношения к секретам державы. Поверьте, это никоим образом не относится к третьему отделению, но является гарантией сохранения ваших секретов.

Попову было не по себе от мысли, что его могут понять превратно. Переселенцам же эти рефлексии доставляли почти эстетическое наслаждение. Даже Ильич о хранении секретов знал не в пример больше профессора. Дело дошло до курьеза, как-то прочитав очередную статью о положении на фронте, Мишенин в сердцах выдал: «НКВД на вас нет. Журналяки болтливые». С этого момента фраза стала крылатой.

— Господин Попов, не стоит извиняться. Мы в курсе, как и зачем державы хранят свои тайны.

Фраза прозвучала уверенно, здесь так не говорили.

— Спасибо господа, но с вашего позволения я продолжу. В письме Леониду Евгеньевичу даны ясные рекомендации. Вы можете на него полностью полагаться. Таким образом, в существо технических особенностей более никого посвящать не придется.

В этот же день друзья переехали в приличную гостиницу, что была в получасе ходьбы от института.

Глава 17 Кронштадт

17 апреля

В названии «Кронштадт» звучит особая гордость. Подростки представляют себе грозную крепость и стоящие на рейде боевые корабли. Иным слышится крик чаек и ощущается соленый запах моря.

Мало кто знает, что остров Котлин принадлежал Шведам и служил границей между Швецией и Новгородом. Шведам было в лом зимовать на острове. По их мнению, охрану границы зимой удобнее было вести из столицы. Когда в октябре тысяча семьсот третьего года Петр I обнаружил оставленные постройки, его посетила гениально-прохиндейская идея — поставить крепость в море на расстоянии сотни метров от южной кромки острова. Вроде как граница не нарушена, но… Сказано — сделано. Когда по весне шведская эскадра попыталась войти в устье Невы, их остановили пушки крепости Кроншлот, а в тысяча семьсот двадцать третьем Петр заложил город-крепость Кронштадт. Позднее в море были построены две цепочки фортов — северные и южные. Основными по праву считаются южные, перекрывающие подходы к устью Невы.

Сегодня сбывалась мечта Федотова: он направлялся в Кронштадт. Путь оказался неблизким. Извозчиком до Балтийского вокзала, затем поездом до Ораниенбаума, а дальше пароходом.

Привокзальная площадь запружена экипажами — сегодня все спешат в Ораниенбаум. Светопреставление.

Архитектура вокзала мало чем отличалась от привычной. По бокам двухэтажные флигели, на фасаде флегматично тикают помолодевшие на столетие часы Павла Буре. Вид же привокзального комплекса изменился разительно. Главным зданием площади стал вокзал. Исчезли уродливые буро-красные коробки справа. Вместо них раскинулись парки и редко стоящие особняки.

У касс так же, как в пору молодости Федотова, поругиваясь, толпится народ. Все едут встречать какого-то батюшку. Батюшка-то, батюшка, но билеты пришлось добывать с боем.

В разных концах вагона то вспыхивали, то угасали душеспасительные беседы.