Ох и трудная это забота – из берлоги тянуть бегемота. Книга 2

Потом было много слов. Ванька немилосердно сопел, когда его представили домашним именем: «Дед Иван». Такое было допустимо только при своих. Женщина Нинель с укоризной смотрела на дядю Бориса, мол, почему мальчика называют «дедом», а дядя в ответ извинялся, потом он ей все объяснит, но не сейчас, а позже. Потом взрослые опять что-то обсуждали, смотрели на едва ковыляющего мальца.

«Вот еще, родинка у него, эка невидаль, у всех Федотовых такая».

Глава 17 И Ленин, такой молодой

Сентябрь 1908 г.

Практически весь сентябрь 1908-го Федотов крутился, как бес. А началось все с майского запроса бельгийцев о поставке им пробной партии возимых радиостанций. Тот заказ был выполнен, пожелания заказчика учтены и не далее, как на прошлой неделе, Федотов подписал контракт на продажу в бельгийскую армию основной партии комплексных узлов связи. Рубка за контракт вышла серьезная. По договору с «Сименсом», Австро-Венгрия и Швеция являлись зоной исключительных интересов немцев, Италия и Франция русских. Бельгия с Нидерландами вошли в зону равных интересов, поэтому конкурировали без дураков. Ну, как без «дураков», чтобы не обрушить рынок, в последний момент перетерли — рации и «мототелеги» российские, а телефония от дойчей. Бельгийцы все поняли «правильно» и заплатили достойно. Еще бы им не заплатить, коль бельгийские генералы без бутерброда с икрой просто спать не могли.

Едва Федотов надумал ехать домой, как «проснулись» французы. Прижимистые лягушатники дождались-таки окончания всех испытаний и решили прикупить для своей армии такие же станции. Прижимистые то они прижимистые, но куда им деваться, коль скоро на этой территории фрицы играли за русских. Вот и образовался второй договорок, на полсотни станций, а это уже совсем не шуточные деньги, это вам не крохотная бельгийская армия.

Ко всем радостям зашевелились и французские мореманы. Им понадобилась дальняя связь. Вот и пришлось Федотову всю последнюю декаду сентября мотаться между Брюсселем, Парижем и Тулоном с заездом во французский Брест, а спать по преимуществу в поездах.

Зато, как хорошо солнечным сентябрьским утром бездумно бродить окраинными улочками Женевы. Тихо, никто не орет, не сплевывает под ноги семечную шелуху. Очередная улочка полого спускалась к Роне. К Роне, так к Роне, там можно прокатиться на яхте или просто посидеть на набережной. Сегодня можно.

«Эх и хорошо же здесь», — мысль эта, в который уже раз посетила путешественника во времени, но сейчас следом ей всплыла возвышенная рифма:

Летят автострадные танки,
Шуршат по асфальту катки,
И грабят швейцарские банки
Мордатые политруки,
И мелом на стенах Рейхстага
Царапает главстаршина:
«Нам нужен Париж и Гаага,
И Африка тоже нужна!»

«Золотые слова, ни убавить, ни прибавить. Надо бы напеть Звереву, в его время такие шедевры уже вышли из моды», — эта мысль только еще формировалась, как слева призывно потянуло сытным бульоном, оттененным запахом сдобы и хорошего кофе. Здесь, на возвышении в две ступеньки открытая веранда небольшого кафе. Мысль пропустить чашечку ожидаемо толкнула переселенца на поиски свободного места. Собственно, а что его искать, коль вокруг полно свободных столиков. На солнышке обосновались две преклонного возраста дамы, старые косточки не греют и солнце им только в радость. Слева у стены секретничают три господина. Самый удобный столик занят, за ним вполоборота к улице уткнулся в газету коренастый господин в черном сюртуке.

«Вот же, черт лысый, занял мое место», — игривая мыслишка мелькнула и тут же забылась, а взгляд нашел по соседству такой же удобный столик, даже лучше. Три шага, отодвинутый стул и уверенная посадка заставила грамотея бросить укоризненный взгляд на посетителя.

Странно устроена наша память. Порою ломаешь голову — где ты видел этого человека? Но чаще достаточно услышать интонацию или заметить мелькнувший профиль, чтобы немедленно получить целый пласт воспоминаний.

Вот и сейчас — темные глаза, колючий взгляд исподлобья и газета в руках, вызвали из памяти фотографию вождя мирового пролетариата. На ней Ленин в своем кабинете читает Правду.

— Владимир Ильич! — возглас суматошно вскочившего переселенца прозвучал чуть-чуть на распев и почти шепотом. — Извините, совсем не ожидал вас здесь увидеть, — растерянность перла из каждого слова и жеста, вдобавок в сознании переселенца грянул гимн, в котором Ленин такой молодой и юный октябрь впереди, а губы сами собой растянулись в нелепую, в пол-лица улыбку.

На извечный русский вопрос: «Что делать?» — ответ последовал мгновенно: «Черта с два я упущу случай потрепаться, хрен ты от меня отделаешься», — и опять последняя мысль отразилась на лице, теперь, правда, не растерянностью, а лихой уверенностью.