Ох и трудная это забота – из берлоги тянуть бегемота. Книга 2

— Нет, в точности по заветам товарища Энгельса, — нахально парировал переселенец, — и еще долго будем присваивать, ибо инерция общественного сознания имеет размерность смены поколений, а торопливость нужна при ловле блох. Кстати, Владимир Ильич! — было заметно, что в этот момент Федотов что-то вспомнил. — Если вас не затруднит, растолкуйте мне один казус из положения о пролетариате.

Просьба заинтересовала, хотелось понять, что могло в марксизме заинтересовать капиталиста. Именно капиталиста, ибо в его приверженность социалистическим идеалам Ленин не верил ни на грош, зато все больше считал шутом гороховым. Одновременно тема о проблемах марксизма была для Владимира Ильича болезненна — после поражения революции, марксистские социал-демократические партии стали делятся почкованием, стремясь пожрать друг друга в жарких и непримиримых спорах. И этот туда же?

Но здесь не спор, сейчас от оппонента важно получить его позицию — Владимир Ильич вспомнил программу новых «социалистов» — противоречивый набор лозунгов, за которыми вкупе с деловой хваткой (а теперь он в этом не сомневался), угадывалась целенаправленность и готовность манипулировать общественным мнением ради достижения своих целей. Тем более непонятно, зачем им союз с его крылом социал-демократов?

Маскируя азарт, левая рука уцепилась за жилетку, а правая непроизвольно стала отстукивать пальцами по столешнице. Еще сильнее откинувшись на спинку стула и рассматривая Федотова чуть сверху, Ильич с ободряющей улыбкой произнес:

— Что ж, буду рад помочь вам в этой беде.

«Ага, в моей беде, это в твой беде, товарищ Ленин», — пробурчал про себя переселенец.

Здесь и сейчас рабочие Федотова приятно удивили. Образования мизер, зато мозги на месте, а их владельцы не развращены «гегемонизмом» по самые макаронины. Достаточно внятно поставить задачу и за дело можно не волноваться.

Борис с грустью вспомнил свое время и опытное производство при конструкторском бюро. Среди сотни рабочих только трое возвышались над «общепролетарским» уровнем. Не случайно все они вполне прилично содержали семьи в лихие девяностые, а Мишка Войнило даже открыл свою фирму.

Остальные оказались трухой. К двухтысячному половина подохла от водки, четверть едва сводила концы с концами, и только последняя четверть подавала признаки жизни. Редкие уличные встречи тяготили. Всякий раз хотелось, задрав к небу глотку, во всю мощь рявкнуть: «Что же вы натворили, господа демократы, это же люди!». Одновременно в душе поднималась ярость: «А вы чем думали, пролетарии недоношенные? Разве вас не предупреждали?!»

Ярость помогала. Правда, ненадолго — после таких встреч, ночами преследовали взгляды, о которых говорят: «как у побитой собаки». Увы, всем помочь Федотов был не в силах.

Причина явления, в принципе, была понятна — из выпускников одиннадцатых классов, институт закончили все мало-мальски способные к обучению, а остальные шли в работяги. Отсюда росли ноги интеллектуальной стерилизации рабочего класса позднего СССР. Процесс закономерный и естественный. Неестественными становились лозунги о ведущей роли рабочего класса и опять хотелось рявкнуть: «Эй, вы, там, на полубаке! Совсем берега потеряли? Козлы трахнутые! Оглянитесь — нет такого класса! Был, да растаял, как айсберг в океане. Теперь вместо него люмпены с протухшими мозгами и алчными харями».

Естественно, процесс проходил не столь пессимистично. Производства, требующие рабочих с настоящим интеллектом, втягивали в себя толковых людей. Человеку, попавшему в такие бригады, становился понятен вывод классиков о гегемонии пролетариата, но тенденции не радовали.

— Владимир Ильич, чтобы не тратить время, я изложу только суть, — и, увидев согласие, продолжил, — сегодня процентное соотношение людей интеллектуально одаренных, середнячков и не способных к серьезному обучению, одинаково для всех слоев общества. Прошу заметить, под интеллектом в данном случае я подразумеваю только потенциальную способность к обучению, безотносительно фактических знаний.

Мысль о такой трактовке интеллекта вождя слегка удивила, но была принята к сведению.

— Одновременно, мы наблюдем, — продолжал Федотов, — как развитие машинного производства повсеместно стимулирует получение образования. Экстраполируя это явление в будущее, можно предположить, что все способные усвоить знания, перекочуют в инженеры и управленцы, а рабочий класс ждет интеллектуальная деградация и, как следствие, о его осмысленной борьбе за свободу можно будет забыть.

Тезис о забвении пролетариатом борьбы за свободу вызвал заметное недовольство, но опять был принят к сведению.