Ох и трудная это забота – из берлоги тянуть бегемота. Книга 2

В Женеву можно было бы и не заезжать, но вот уже полгода главным инженером завода ламповых индикаторов трудился Михаил Витальевич Карасев. Тот самый Миша «Карасик», который помогал организовать самую первую радиосвязь между Питером и Москвой. Вчера Карасев с гордостью показал Федотову цех цифровых индикаторов. Новое изделие внедрялось трудно, и из Женевы шли панические сообщения. Кто бы сомневался, это «Карасику» казалось, что причина в его неумении наладить технологический процесс. На самом деле, любое новое изделие проходило эту стадию. Будь у Карасева больше опыта, он бы спокойно ждал положительного результата, но тем неопытный и отличается от опытного, что начинает яростно исправлять ситуацию. Сейчас было приятно убедиться, что выбо. р технического руководителя был сделан правильно — брак снизился до нормы примерно на три месяца ранее ожидаемого.

Михаил немного раздобрел, в глазах появилась уверенность, ему уже почти тридцать.

— Думаешь, ты здесь будешь долго прохлаждаться? — прихлебывая чай, насмешливо спросил Федотов.

— Борис Степанович, — догадался о готовящейся «подлянке» Михаил, — ну нельзя же так, только начал втягиваться, и на тебе.

— Полгода, максимум год и поедешь в Америку.

— А там что? — клюнул на заманчивое предложение Михаил.

— Надо дать отдых господину Лодыгину, старик давно просится в Россию. Годик походишь у него в замах, и вперед, на амбразуры.

— Борис Степанович, вы у меня забрали Ивана Никитича, а другого конструктора взамен так и не дали, — Михаил тут же постарался решить наболевший вопрос.

— Замену мы тебе подберем. Будешь его готовить, но на конструктора не рассчитывай — разработка пока в России. В Америке наберешь людей и ваяй что хочешь.

«Что хочешь», конечно, преувеличение, но в силу отдаленности пришлось пойти на разработку второстепенных частей силами американских инженеров. Основная разработка велась в России, но чем дальше, тем больший вклад делали амеры. Анализируя, Федотов стал приходить к выводу о целесообразности такого порядка работ. Запад тратится на обучение, а прибыль оседает в России. Главное, оставить за собой опережающие технологии. Но обнадеживать Карасева пока рано.

С Виноградовым было сложнее. Всех тонкостей Карасев не знал, и знать ему о таких делах пока рано. Покрутившись в Думе, Зверев понял, что наладить эффективную работу без знаний эмигрантской кухни не получится. Идеалом представлялся человек, работающий на женевском заводе и имеющий время для общения с эмиграцией. С человеком проблем не было. Но тут третьим лишним оказался Иван Никитич — о таком сотруднике РР информация через Виноградова гарантированно утечет к «поднадзорным».

В итоге брата Катерины вернули в Россию тем же порядком через Финляндию. У полиции материалов на Ивана не было, а пострадавший «мент» давно получил отступного.

Решив насущные вопросы, Федотов отбыл через Берлин в Россию. В поезде появилось время поразмыслить.

При Советском Союзе руководители только из штанов не выпрыгивали, выбивая себе вакансии. Капитализм показал ту же тенденцию. Этой прелести Федотов насмотрелся, мотаясь по объектам нефтяной империи Ходорковского. Не был исключением и царизм, что доказал господин Карасев. Незамысловатый мотивчик противников строя всегда звучал одинаково — свергнем, и число дармоедов станет меньше, и вааще все будет пучком.

Как стал догадываться Федотов, для демократов всех времен и народов нужен был лишь предлог для обличения строя, все остальное их волновало постольку-поскольку.

Увы, не стал исключением и Владимир Ильич. В своих статьях он обвинял режим во всех мыслимых и немыслимых грехах.

У вождя, как того Януса, оказалось два лика: одно — редкостный догматик, стирающий в порошок своих соратников за малейшее отступление от догмата, второе — гибкий политик, готовый отринуть любые основы. Его знаменитое: «Вчера было рано, завтра будет поздно» показало и гениальность, и умение идти наперекор положениям марксизма. Ведь в учении прямо говорилось о переходе к социализму как минимум калганом развитых странах одновременно. Россия была отсталой и одинокой. Налицо двойное, если не квадратичное нарушение «заповедей».

Фраза классиков: «Марксизм не догма, а наставление к действию», многократно повторенная Лениным, вошла в анналы. Понять бы еще, куда эти анналы заныкались, смотришь, и нам бы перепало.

Ответ на вопрос — как в Ильиче могли уживаться два, казалось бы, противоположных начала, дал Зверев. Он предположил наличие у Ленина сильных лидерских задатков. Скорее всего, бета-типа, переходящих в альфу. Отсюда мгновенная и острая критика в адрес «отступников» — их надо было держать в узде, отсюда способность принимать нетривиальные решения, как это было с решением взятия власти в семнадцатом.

Благодаря лидерским, Владимиру Ильичу удалось создать монолитную группу единомышленников. Это подтвердил Октябрь семнадцатого.