— Иван Иванович, и чем Иисус Христос не социалист? Может быть, вы и Его арестуете, и упечете ко мне в камеру?
Слова из писания всегда действуют успокаивающе. И не важно, веришь ты или вынужденно слушаешь. В этом заключается магия слов и отработанные тысячелетиями интонации. Чернышев не был религиозным фанатиком, но торжественный стиль заставил внутренне собраться и по-новому посмотреть на проигранную схватку.
Это дело полковнику не понравилось с самого начала. В словах руководства скрывалась какая-то недосказанность, да и материалов явно недоставало. Не случайно Московский генерал-губернатор ордера на арест так и не выдал, как не выдал ордер на обыск в заводском кабинете директора: «Вы, господин полковник, — выговаривал Джунковский, — требуете совершенно невозможного. На заводе проводятся секретные работы для нужд флота Его Императорского Величества, и рисковать я не собираюсь. Людьми помогу, ордер на обыск в доме Федотова я, так и быть, выдам. Все остальное по результатам. А на завод можете попытаться попасть, но прошу вас, сильно не усердствуйте».
Оглядываясь назад, Чернышев видел, что его высокопревосходительство, господин Джунковский, как в воду смотрел — на завод его людей так и не пустили, и вся надежда оставалась на сегодняшний обыск.
Не имей этот Федотов такого авторитета, его бы следовало с месячишко помариновать в одиночке. Судя по кислым физиономиям московских коллег, такого времени у него не было. Пришлось сходу вызывать на допрос.
Тщательно скрываемая неуверенность подозреваемого убедила полковника начать с «доверительной беседы». Этот прием всегда помогал определить суть опасений подследственного. Рассказ об успехах товарищества удивил. Чернышев впервые осознал грандиозность открывающихся перспектив. В какой-то момент он даже почувствовал гордость за поданных Империи.
Во время рассказа директор Русского Радио успокоился, но в этом и заключалась цель. Правда, насторожило утверждение, что объект в декабре пятого года лично обеспечивал переговоры Императора и московского генерал-губернатора, но мало-ли кто и что говорит. Прихвастнуть все горазды, особенно нувориши.
Директор оказался еще тем фруктом. Он ловко переводил вопросы к следователю, а саркастические интонации сбивали с доброжелательного настроя. Особняком стояли словечки в которых слышался замаскированный мат, и в какой-то момент, он сорвался.
А добил его вывод из этой гнусной брошюрки, которую он сам подсунул подозреваемому.
Оставалось неясным, с какой целью подследственный приплел строфы из Евангелия от Марка. Мысль о Христе-социалисте звучала дико и от того тем более казалась оскорбительной. Перед ним сидел враг, жесткий и безжалостный. Теперь Чернышев в этом не сомневался и доказать вину становилось для него вопросом чести, поэтому он с трудом подавил в себе желание вызвать конвойного и отправить подследственного в камеру.
— Не знаю, что вы о себе возомнили, господин Федотов, но у меня есть все основания подозревать вас в антиправительственной деятельности, и я это докажу, но сначала предоставлю вам последний шанс! — проскрипел жандарм.
Чем дольше Федотов наблюдал за Чернышевым, тем очевиднее ему становилось, что перед ним не самый искушенный следователь. Нет, он не слабак, полковников в третьем отделении за просто так не давали, но и сильным следователем назвать его было трудно.
Отсюда напрашивался тревожный вывод: сегодняшний наезд, не более чем дым-завеса и Чернышева, скорее всего, разыгрывают втемную. Оставался «пустячок» — выяснить, кто заказчик. Если это инициатива третьего отделения, то через Бориса пытаются наехать на Зверева с его СПНР. Против этого указывали очевидная слабость следователя и отсутствие ордера на арест. Если это конкуренты, то надо ожидать попытки кражи секретной документации, и это очень плохо. На завод жандармов, скорее всего, не пустят, а если они ворвутся в дом? От этой мысли по спине пробежал холодок. Этот вопрос требовал немедленного разъяснения.
— Ага, флаг вам в руки и барабан на шею! — с издевкой откликнулся Борис. — Только не забудьте получить ордер на обыск.
По тому, как блеснули глаза следка, Федотов понял, что сбываются его самые худшие предположения.
— Не извольте беспокоиться, господин Федотов, нам доподлинно известно, что вы говорили о социализме. Все будет выполнено в ближайшее время, наши люди искать улики умеют.
— Вы еще скажите, что сумеете отличить технические документы от беллетристики.
Выстрел наугад дал свои плоды:
— А как же, такой специалист у нас имеется, и не чета вашим, доморощенным.
Яростную фразу: «Звиздец тебе полковник», заглушила телефонная трель. По тому, с каким нетерпением полковник сдернул с рычага трубку, стало очевидным — он давно ждал этого звонка.
— Михал Константинович, ну просил же тебя повременить! — Тарханов в сердцах прикрикнул на ввалившегося к нему в кабинет Самотаева, — Нельзя же так, в самом деле. Беда у нас — Бориса Степановича схватили.
— Бригаденфюрер, не падайте в обморок, мы все под колпаком у Мюллера.