Ох и трудная это забота – из берлоги тянуть бегемота. Книга 2

Казалось бы, что в этом особенного? Снюхались два промышленных крокодила грабануть третьего и по-братски разделить барахлишко. Есть такая забавная дележка: брату меньше — себе больше. Все так, но пряталась в этом деле одна особенность — в 1903-ем году товарищ Кайзер заставил двух непримиримых противников, AEG и Сименс-Гальске, учредить дочернюю фирму Телефункен. Этим решением главный «фриц» снял нежелательную для Германии проблему честной конкуренции, а у переселенцев не осталось сомнений, что из этого болотца выглядывают ушки если не самого господина Сименса, то, как минимум, его управляющего российским отделением в Санкт-Петербурге. А учитывая недавнюю службу Германа Осиповича Герца в компании AEG, последние сомнения в информированности «Сименс и Гальске» отпали сами собой.

В тени оставалось влиятельное лицо. Надо отдать должное этому деятелю. Он таки убедил столичное руководство жандармов в необходимости наезда на руководителя фирмы Русское Радио и привлечения в качестве эксперта инженера из иностранцев, и наверняка не за красивые глазки. Кому-то было обещано повышение по службе, кто-то мог рассчитывать на более весомые преференции.

Вряд ли Кавалли об этом хоть что-нибудь слышал, да его и не спрашивали: меньше знает — больше шансов оставить в живых. Зато сейчас итальянец клял себя последними словами, что согласился на заманчивое предложение оценить, нет ли среди технических документов господина Федотова крамольных записей.

А вот перед переселенцами вставала сразу прорва вопросов. Первый, как реагировать на действия Сименса? Второй, что делать с итальяшкой? Третий касался полковника Чернышева. А ведь были и четвертый, и пятый, и шестой.

Как это ни странно, но с ответкой на действия Сименса торопиться не следовало. Надо было выждать, и в правильно выбранный момент нанести «визит вежливости» с доказательствами. Но и этого мало. Представьте себе, вы представили документы, а вам отвечают: «Это не мы, это совершил Вася Пупкин. Затмение на него нашло, но мы его покараем». И что? Обращаться в арбитражный суд с требованием наказать партнера? Можно, но тогда раскроются некоторые подробности, о которых сейчас говорить преждевременно. И что, просто утереться?

Для капитализьмы вопросов чести или совести не существует в принципе. Вместо этих благородных субстанций у представителей этой экономической формации существует опасение потерять нажитое честнейшим разбоем. Не случайно формула: «Боливар не выдержит двоих», в будущем трансформировалась в сентенцию: «Извини, дружище, ничего личного, просто бизнес».

Между тем, наказать можно любого капиталиста, было бы желание и время, тем паче, если это твой «деловой» партнер.

— Димон, как только подготовим очередную новинку, тут-то и придет к фрицам северный зверек и вежливо так спросит: «Ну чё, товарищи фашисты, платить будем или пролетаете?»

Мысль Федотова выглядела вполне мирной, чего нельзя было сказать о Зверевской относительно судьбы Альберто Кавалли:

— Ножки в тазик с цементом и в прорубь. Обувь можно не снимать.

— Не смешно.

— Согласен, тогда трехведерную клизму.

— Теплее, но чтобы память стерла.

— Отлично! Клизма с раствором серной кислоты самое то.

Злодеем Федотов не был, но и ситуация с итальянцем к благодушию не располагала, кроме того нельзя было не учитывать разговор с московским генерал-губернатором.

* * *

Резиденция главного начальника Москвы и ее окрестностей располагалась в трежэтажном здании на Тверской. Федотов это заведение знал, как московскую мэрию, а до этого Моссовет. Правда, в его время домик был шестиэтажным, что говорило о среднем приросте по одному этажу каждую треть столетия.

Эти расчеты переселенец провел, пока его вели от тюремной кареты до приемной губернатора. Долго ждать не пришлось, и вскоре он внимательно рассматривал Джунковского, правильнее сказать, оба изучали друг друга. Федотов стоя, генерал-губернатор сидя. Показатель, однако.

Из «объективки» на Джунковского Борис знал, что его собеседнику еще нет сорока пяти. Будучи убежденным монархистом, в октябре 1905-го года Владимир Федорович вместе с демонстрантами под красным флагом ходил от тюрьмы к тюрьме. Революционеры в тот день добивались освобождения политзаключенных. Джунковский, скорее всего, был с ними солидарен, хотя наверняка не во всем, иначе не видеть ему кресла политического лидера второй столицы. О будущем генерал-майора переселенцы ни чего не помнили, зато им было известно о его фанатичном увлечении фотоделом. Была в этом человеке яркая индивидуальность, что редко встречается в чиновном мире. Это отмечали многое, в том числе его честность.