Ох и трудная это забота – из берлоги тянуть бегемота. Книга 3

Через четыре недели интенсивность физических нагрузок для водителей, минометчиков и снайперов снизили — огневая подготовка, и вождение с чрезмерными физическими нагрузками не дружат.

Теперь обработка сознания пополнилась слоганами: «Никто кроме нас», «Штурмовые батальоны не сдаются», «Штурмовики своих не бросают».

Причин гордиться своей исключительностью было достаточно, а выделенные инструкторам лидеры, повели за собой остальных, как следствие — авторитет инструкторов взлетел до небес.

По вечерам стали звучать песни. «Темная ночь» и «Синий платочек», пела вся страна. Приехавшие из столицы музыканты исполнили песни о единственной надежде России, о безумно храбрых и справедливых штурмовиках, о пехоте спец. назначения, и песни из репертуара Любе. Их Зверев специально приберег для этого случая.

Большинство удовлетворялись простенькой рифмой. Натуры поэтические шептали вслед за исполнителями:

Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,
Не жалейте ни пуль, ни гранат
И себя не щадите, и все-таки
Постарайтесь вернуться назад.

Подспудно в сознание молодых людей внедрялась неприязнь к пораженцам во всех их разновидностях. Здесь опять на первый план выходили их лидеры.

Особое внимание уделялось снайперам, на которых у Самотаева были большие планы. Только метко стрелять мало. От настоящего снайпера требовалось величайшее спокойствие и способность часами неподвижно лежать в засаде, замечая то, что проходит мимо внимания обычного бойца.

Из этих курсантов выделялись бойцы с особыми способностями. Получив приказ отстрелить ухо, такой стрелок должен видеть только этот орган, и не важно, принадлежит ли он кайзеровскому офицеру или красавице с портрета Ивана Крамского «Портрет неизвестной». Главное, что бы у объекта было то самое ухо. Таких в будущем станут называть киллерами, и нет ничего удивительного в том, что эта горстка бойцов жила отдельно от остальных стрелков, и готовилась в индивидуальном порядке.

Пока шла первичная подготовка бойцов, в высоких кабинетах мусолился вопрос о закупке транспортеров. Заказ разрешился в конце ноября. С этого времени водители стали регулярно убивать моторесурс, а штурмовики и пехота кататься на броне и осваивать новое оружие.

Одновременно, Самотаев почувствовал повышенный интерес к базе. Сторож с древней одностволкой, он же вагнеровец «Козырь», едва не получил в зубы, от желающих поиграть в пострелушки. Увещевания, что база теперь закрыта и никаких игр теперь не проводится не действовали. На выстрел в воздух, ему в помощь тут же пришкандыбала пара таких же «дедков». Только тогда их благородия отвязались.

Резко увеличилось число заплутавших грибников и таких же дурных охотников. Нарушители «спокойствия» опрашивались, после чего их вели опытные филеры, и кое-какие результаты появились уже через неделю. Полицию и контрразведку не впутывали — у Вагнера были свои специалисты. Одни изымали клиента, другие развязывали языки, после чего очередной утопленник всплывал в одном из бесчисленных каналов Северной Пальмиры.

Между тем стройка шла своим чередом и после заселения первых бараков пехоту разбили на две части. Одна совершала трудовые подвиги, другая училась воевать. Через две недели они менялись. Со сдвигом в полтора месяца, пехоту стали обрабатывать в том же ключе, что и штурмовиков, а граница между ними стала постепенно истончаться.

Толпа молодых мужиков это не только сила, но и гремучая потенция. Разок ее сбили подвозом «девочек», но дело это оказалось хлопотным, в итоге в отдалении от военного городка появился бордель. И все равно, самые активные наладились в самоходы к сельским красавицам. Благо, деревушек вокруг было раз, два и обчелся.

Первым делом этих ухарей допросили на предмет, кто к ним подходил, и о что спрашивал, после чего вместо гауптвахты отправляли в «гулаг». Никаких колючек и охраны в «гулаге» не было. Просто некоторым балбесам удвоили норму выработки и до минимума урезали пайку. Выдержавших испытание фиксировали — отчаянные мужики на фронте были на вес золота. Не выдержавших… такие больше не бегали.

Вопрос с дезертирами решился кардинально. Двоих задержанных полицией в Питере, расстреляли перед строем, а всему личному составу базы устроили трехдневный марш-бросок, после которого личный состав падал с ног от усталости. Не весь — над ротой с бегунками инструктора издевались еще неделю и все суицидники были из нее.

После такой экзекуции мыслей о побеге больше не появлялось, а о незначительных прегрешениях типа «самоходов», командование узнавало вовремя, но чаще всего «лечение» проводилось на уроне роты без доносов.

Сложнее обстояло дело с «партейными». Нельзя сказать, что городские жители все как один были заражены политикой, но носителей антивоенных настроений в их среде было существенно больше, нежели среди сельчан, и время от времени политические темы вклинивались в общие разговоры.