Ох, охота!

Но у заготовителей были свои приемы. Обычно к нам приезжал Ткачев, здоровый, жилистый и однорукий мужик. Вместо левой кисти у него был разрез между костями — эдакая клешня, которой он ловко брал бумаги. Он приезжал на лошади и, как купцы в прошлом, привозил с собой кое-какой товар, провиант (капсюли, порох, дробь) и, естественно, водку. А сдача пушнины — это для промысловика всегда праздник: «Загуляем, запьем и ворота запрем!» Ткачева встречали как родного, а если он приносил бутылку, кулек конфет ребятишкам да еще круг чесночной колбасы, было всеобщее счастье.

Сейчас я поражаюсь, до чего же мой родитель был наивным, хотя вроде бы считался умным, сметливым и даже мудрым, поскольку много читал. Они выпивали с заготовителем бутылку, отец выставлял свою, припрятанную для этого случая, и брался за гармошку. Они пели на два голоса красивую песню про любовь «Горят костры далекие…». Когда батя окончательно размякал, Ткачев начинал принимать пушнину, зачем-то выборочно вспарывая беличьи шкурки кухонным ножом. Бабушка в этот момент вмешиваться не смела и только делала отцу молчаливые знаки, чтоб он оставил это дело до утра, но тот, веселый и счастливый, уже ничего не замечал и играл на гармони. Потом Ткачев писал бумаги, грузил мешки со шкурками в сани и уезжал на ночь глядя и несмотря на уговоры остаться.

Наутро отец тупо глядел в оставленные ему квитанции, что-то считал на бумажке и тихо матерился.

И это повторялось каждый год…

Промысловая охота

Несмотря на свой профессионализм и каждодневную, довольно однообразную работу, промысловые охотники — это самые увлеченные своим делом и страстные люди. Наверное, имеющие иной характер не смогли бы долго выносить одиночество в тайге, особенно в зимней, пустынной, где только синица свистнет, да и то протяжно, тоскливо, добавляя душе печали. Не вынесли бы самого главного испытания — неудачи, и не раз-другой, а, например, когда целый сезон псу под хвост. И не потому, что конченый неудачник или грешник — бывают периоды, когда промысловый зверь мигрирует, например, из-за неурожая шишки, ягод, массовой гибели мышей; в общем, по причине слабой кормовой базы. А дома семья тоже без «кормовой базы», жена, которая наверняка станет ворчать, мол, иди в леспромхоз, там и деньги платят, восемь часов отработал и свободен; тут же месяцами в тайге и бестолку. Он же отмолчится виновато, отдохнет день, котомку за плечи, топор за опояску, ружье на плечо, свистнул собаку и опять в тайгу.

Помню, отец приходил среди сезона мрачный и говорил — нет зверя… Это звучало как приговор. Собирался семейный совет — что делать? Как жить, если уже пятеро ребятишек? Однажды в отчаянии батя записался на курсы трактористов и каждый вечер стал ездить за семь километров учиться. Без особого восторга катался на тракторе, получил корочки, и все, открылась другая дорога, в леспромхоз, лес трелевать. А у него на путиках ловушки стоят настороженные, не оставишь, не бросишь. Встал на лыжи и три дня где-то ходил — домашние уж потеряли, забеспокоились, а отец пришел веселый, решительный, забросил права тракториста.

— Не брошу охоту! — сказал. — Ничего, больше картошки насадим, медведя убьем — проживем!

Есть на свете только три профессии, где одержимость — положительное качество: геолог, милиционер и охотник. Они будто родные братья, и всех, как волков, ноги кормят, все они следопыты, ходоки, стрелки. Ну ладно, любитель, волнуется перед открытием, места себе не находит, трепещет, словно легаш, почуявший дичь, а тут ведь каждый день в тайге, и всякий раз перед новым выходом, вдруг застучит сердце, сдавит дыхание, и мысль в голове пугливая, манящая: «Ну как будет сегодня?»

Как перед первым свиданием!

Например, ружейная ходовая охота с собакой — это всегда какая-нибудь неожиданность, и потому целый день ходишь в предвкушении удачи и ожидании чуда: вот, вот сейчас заплачет, запоет кобель с характерным и знакомым только тебе подвывом — взял горячий соболиный след! И пошел адреналин даже у самого бывалого, началась погоня! Тут уж все побоку, главное — не потерять в шуме ветра собачий голос. А бывает, попадется эдакий шустрый спортсмен по прыжкам и уходит верхом, с дерева на дерево, так что собака едва поспевает. Тебе же надо все время бежать и слушать полайку, а потерял, ни добычи, ни кобеля — хорошо, если потемну бросит и вернется. Ну как загонит в дуплистый валежник? Когда пес вязкий, по два-три дня будет землю рыть вокруг, снег хапать, но не бросит, потому что тоже азартный охотник и добыча — вот она, рядом! И он тебя день и ночь зовет, подает голос и почти кричит: «Что же ты не идешь?! Здесь он, держу!»

Охотнику не еда и не сон, если собака не вернулась, всю ночь зябнешь у костерка, не сомкнув глаз, и жжешь патроны, надеясь, что прибежит на выстрел. И ладно, если уже снег выпал, хоть не так черно вокруг…