— А он мертв. И он мертв потому, что стал близок тебе. Именно он расплатился за твои игры. Ты даже не виноватой себя чувствуешь, а обманутой. Это твои слова, — бросил мне в лицо жестокое обвинение Снэйк. — Так, может, хватить лицемерить, а, Кель? Или скажешь, что ты любила его? Давай, скажи, — вздернул меня за руку помощник. — Чего ты ждешь, скажи — и я оставлю тебя одну, позволю раскопать могилу и довести ритуал до конца. СКАЖИ МНЕ ЭТО, КЕЛЬ!!! — Он швырнул меня обратно на землю.
— Я не успела… — Пора было признаться себе. — И не смогла бы, — а если признаваться, то во всем и до конца. — Но он подарил мне иллюзию свободы, и это было… это было так похоже на правду…
— Так будь ему благодарна за это и отпусти его, — вполголоса закончил Снэйк. — Решай… — он пожал плечами, развернулся и ушел.
Поблагодарить? Как? Неужели достаточно сказать спасибо тому, кто его уже не услышит и кому оно в сущности не нужно? А если попытаться? Если перестать думать обо всех «почему» и «зачем» и произнести? Разве я что-то теряю? Нет.
— Спасибо, — прошептала я, погладив пальцами ствол осины — Спасибо за мечту, которая никогда не сбудется. Спасибо за подарок, которого я недостойна.
Спасибо за твою любовь, я почти поверила в нее. Спасибо и прощай. Спи с миром, Лассо…
Я постояла еще пять минут, прислонившись к деревцу и слушая звуки осеннего леса, затем ушла не оглядываясь, с намерением никогда не возвращаться, не вспоминать и больше не пытаться обмануть судьбу. К сожалению, мне у нее никогда не выиграть.
Вернувшись в лагерь я собрала всех на совещание. Следовало определиться с дальнейшими действиями. Мы расположились за обеденным столом, решив совместить приятное с полезным. Относительно целесообразности продолжения пути в прежнем направлении высказался гвардарец. Кроме его страны и оставленной в Лос-Идос вампирши его мало что интересовало. Иллинойс его идею поддержал. С политической точки зрения мы дали обещание и нарушать его не следовало. Терять возможный хоть небольшой, но рычаг давления на светлых Властелин не желал. Кланники не высказались ни за, ни против: они неторопливо насыщались, поддакивая Императору. Снэйк был категорически против. Между ним и Илем завязалась словесная перепалка.
Примерно пять минут вдоволь насладившись доводами со стороны внешней и внутренней политики, я прекратила спор поставив всех в известность о своем решении: мы направлялись прямиком в Лес Вечности. Услышав знакомый пункт назначения, Юттирей с такой силой сомкнул челюсти, что деревянная ложка треснула пополам. Ташеш едва не опрокинулся с лавки, а убийца поинтересовалась не пошутила ли я случайно и неудачно.
Однако, я не шутила. Бессмысленно гоняться по странам, уничтожая очаги заразы. Не успеем мы очистить один город, как демоны объявятся в другом. Зачем тратить время и силы, если логичнее лечить не симптомы, а саму болезнь? Необходимо добраться до моего брата и поговорить с ним, так сказать, по семейному.
Про брата все поняли, но пришлось объяснять почему я предлагала полуорка искать не в степи, а в гостях у эльфов. Элементарно: не стоит лезть в логово к волку — оно наверняка хорошо защищено, как раз на случай вторжения, а вот спрятаться там, куда потенциальный враг руку протянуть не сможет, было со стороны близнеца идеальным решением.
Ташеш зааплодировал и заорал браво. Он вскочил из-за стола, обежал пару кругов и в качестве критики поинтересовался, как мы попадем в Лес Вечности, если темные физически не могут пересечь его границу? Улыбнувшись, я кивнула на кланников и велела всем готовиться к ритуалу вступления в клан. С идеей согласились, попросив лишь об одном одолжении — не перекрашивать их в черно-лилово-белые цвета…
Властелин вспомнил все. Он вспомнил безумное счастливое лицо Отанаса, который проводил его в подвал, в закрытую комнату, куда кроме него и Осантейи не мог войти никто. Он вспомнил сосредоточенное лицо своей названной сестры, которая уверенно сжимала в руках ритуальный кинжал. Приготовленные жуткого вида инструменты, разложенные на черном бархате. Двух спящих эльфов, растянутых на скошенных к основанию камнях. Идеально ровное пламя многочисленных свечей.
Он вспомнил свой страх. Мольбы, стоны и просьбы не делать этого с ним. Холодные пальцы на теле, срывающие одежду. Тяжелый металл оков на руках, ногах и пластине, опоясывавшей талию. Грубую поверхность камня под спиной. И отдающиеся эхом под высоким потолком его собственные крики.
Эльф вспомнил боль, когда Отанас по живому вырезал на его коже знаки. Как сходил с ума, но сила жизненная сила умирающих сородичей крепко держала его в этом мире. Он вспомнил дрожащий от гордости голос Властелина, когда он предложил Кель нанести решающий удар.
Иллинойс вспомнил его сердце, наливающееся тьмой в ее руках и интерес ученого, с которым она смотрела на распластанное окровавленное тело на камне. Он помнил слова, произнесенные в два голоса, ощущение чужого присутствия и короткое слово «спи». Он вспомнил все, что когда-то его заставили забыть.