Охота

– В этом убедились и луддиты. Их битва была заведомо проиграна. Машины прокатились по ним и раздавили всех, не прошло и ста лет, как технологии захватили весь мир. Но разве это для нас к лучшему?

– Думаю, да, – сказала я. – Ведь не все в технологиях плохо. Потому-то мне и нравится аналогия с джинном, а не с Пандорой. Желания бывают и дурными, и хорошими: от нас самих зависит, что мы выберем. Я думаю, технологии именно таковы. Не все они так уж плохи, а некоторые я бы назвала хорошими.

– Что хорошего принесли нам новые технологии? Приведи три примера.

Я забавлялась – мы спорили, но спорили дружески. Генри гораздо лучше разбирался в этих вопросах, чем я думала прежде. Теперь-то я поняла, что Генри вовсе не оставался несведущим в современных технологиях, он просто решил обходиться без них. И он был очень умен, спорить с ним – одно удовольствие. Может быть, так же славно будет стать его девушкой. Мне припомнился Поцелуй и как он поглаживал мои пальцы, пока мы шли через лес. Может быть, я уже стала его девушкой.

Так, надо сосредоточиться и ответить на его вызов.

– Три примера полезных технологий? Хорошо. «Скайп». «Скайп» соединяет людей. Мир становится ближе. Можно поговорить со старушкой-бабушкой, даже если она живет в австралийской глуши. Лондонский хирург может руководить сложной операцией в деревне Коровьедерьмо посреди пустыни, если там не найдется специалиста. А как насчет кампаний в интернете, за демократию в арабских государствах, за права женщин, поиски пропавших людей? Все это меняет мир к лучшему.

– «Скайп» и кампании в интернете, – подытожил Генри. – Два примера. Третий найдется?

Я еще немного подумала:

– Забавные видеоролики с котятами.

Он чуть вином не поперхнулся:

– Ты серьезно?

– Да, – твердо заявила я. – Все смешное, что попадается в интернете, все эти поразительные трюки, и мемы, и дурацкие фотки, все это имеет ценность. Если благодаря этому миллионы людей улыбаются или избавляются от стресса, расслабляются – разве это не благая сила?

– Отлично, – сказал он и тоже улыбнулся. – Ты перечислила три блага, и то их можно оспаривать. Так сказать, три желания, исполненных джинном. А теперь позволь мне положить на другую чашу многочисленные бедствия из ящика Пандоры. Криминальный интернет: распространение педофилии, жесткого порно и так далее. И даже на мелком крае этой заводи – соцсети тоже не без изъяна. Взять хотя бы троллинг. Это новый кровавый спорт.

Он обвел рукой окружавший нас мир, и я, следуя взглядом за его жестом, не могла не восхититься пейзажем: охваченные пламенем деревья, мягкий зеленый склон холма, а вдали – угнездившийся в долине дом такой красоты, что дух захватывало.

– Многие люди не одобрили бы наши занятия в эти выходные. Но троллинг гораздо разрушительнее, чем все, что мы делаем тут несколько дней в год. Охота, которую начинают тролли, врывается в каждый дом, ежедневно, это угроза для душевного здоровья каждого молодого человека. Нет, – подытожил он, разглаживая салфетку, – думаю, нам без этого лучше. «Погибель для всего общества», как и говорили луддиты.

Не то чтобы я была напрочь с ним не согласна. Это утро, эти выходные в целом оказались полны соблазнов. Этот покой, эта полнота реального мира. Но мне казалось, выбор тут не за нами.

– Ты же сам сказал. Это уже в каждом доме. Ты ведешь заведомо проигрышную битву с рыцарями клавиатуры.

– Может быть, – печально улыбнулся Генри. – Но пока могу, сражаюсь.

– А как ты поймешь, что проиграл окончательно? – поинтересовалась я.

– Когда этот день наступит, я сам увижу, – ответил он. – Но до тех пор я счастлив оставаться луддитом.

Он поднял бокал, и я подняла свой, чтобы чокнуться. Я не была ни вполне согласна с ним, ни вовсе не согласна, но этим жестом мы дружелюбно подтвердили решение пока что закончить спор. Но Шафин считал иначе. Приятельский разговор его не устраивал.

– Какой ты луддит! – презрительно бросил он Генри. – Это совсем другое.

И вдруг все начали прислушиваться. Пирс даже бокал отставил, и Куксон замер (смешно) с серебряной ложечкой во рту. Лара изящно оперлась подбородком на руку. Нел перестала гонять по тарелке кусочки сладкого, а Эсме и Шарлотта перебросили прядь волос через пробор и тоже повернулись послушать.

– Луддиты – движение рабочего класса. – Шафин адресовал свою речь высившейся перед ним пирамиде апельсинов, не глядя ни вправо, ни влево. – Они боялись, что машины вытеснят их, лишат заработка. А не того, что исчезнет давно устаревший образ жизни, полный привилегий, роскоши и безделья. Они работать хотели. – Он повернулся и посмотрел на Генри в упор. – Ты когда-нибудь работал?

– А ты? – преспокойно возразил Генри.

Шафин слегка заерзал:

– Я-то не именую себя луддитом. Все, что я хотел сказать: ты тоже не луддит.

Генри потянулся, излучая уверенность в себе:

– Что ж, Шафин. Мы с тобой знакомы уже… сколько лет?

– Десять, – отрубил Шафин.

– Десять лет мы знакомы. Ты имеешь столько же оснований судить, сколько и все остальные. Так кто же я, по-твоему?

Мы все притихли, ждали и вслушивались.