Охота

Генри не отвечал, даже не посмотрел на меня.

– Так сразу и не скажешь, – вздумал заполнить паузу Пирс. – Кто-то промахнулся, я так понимаю. Наверное, пенджабец стронулся с места. Хотел побить в счете старину Генри, понимаешь.

– Кто промахнулся, этого теперь не узнать, – вставил Куксон. – Неприятная случайность, что уж тут.

Генри молчал и смотрел на Шафина – как-то странно смотрел, непонятное выражение было у него на лице. Потом он тоже опустился на колени, протянул руку:

– Поднимайся, старина. Давай помогу.

Темные глаза Шафина вдруг открылись, взгляд сосредоточился.

– Нет, – четко выговорил он. – Только не ты.

Генри отшатнулся так, словно это в него выстрелили.

Поднялся и чуть ли не спотыкаясь побрел прочь.

Не время для их детской вражды.

– Кто-то же должен тебе помочь! – вскричала я, от тревоги я наорала и на беднягу Шафина. – А вдруг ты упадешь в обморок!

Больше всего мне бы хотелось схватить его на руки и снести вниз по холму, как он вчера нес Нел. Я обернулась к Генри:

– А сюда машину нельзя подогнать?

Он молча покачал головой.

– Я его отнесу, – вызвался Пирс и подсунул руки под мышки Шафину. – Пошли, Пенджаби. Jeldi, jeldi[32].

Но Шафин был высокий, длинный, и теперь, на грани обморока, обмяк – Пирс и Куксон никак не могли его поднять.

– Идеал, – спокойно распорядился Генри, – вели загонщикам выломать калитку.

Мне это показалось несвоевременной шуткой, но и в самом деле Идеал и его подручные выломали ближайшую калитку из каменной стены и уложили на нее Шафина. Мы подняли ее все вместе, словно гроб, и таким образом снесли Шафина к подножию холма.

Всю дорогу по склону я неотрывно смотрела на его заострившееся лицо. Шафин то был близок к обмороку, то приходил в себя, твидовый рукав потемнел от крови.

Нел ему улыбнулась.

– Теперь я несу тебя вниз с холма, – пошутила она.

Он посмотрел на нее, сфокусировал взгляд и тоже постарался улыбнуться. Потом голова его откинулась вбок, веки сомкнулись.

Из дома навстречу нам хлынула огромная толпа слуг, за ними по пятам следовали жирные лабрадоры Генри. Мужчины сняли Шафина с носилок. К этой минуте он окончательно пришел в себя и мог идти, опираясь на кого-нибудь. Двое помощников дворецкого отвели его в холл для обуви. Мы все пошли следом. Шафина уложили у камина посреди хаоса из тростей, высоких сапог – рядами, был тут и костюм для подводного плавания. Лабрадоры принялись его обнюхивать, а Нел, словно и не боялась собак, присела рядом с раненым, прямо-таки Флоренс Найтингейл.

– Может, мне выйти во двор навстречу «скорой»? – предложила я.

Генри тупо на меня уставился.

– Вы же вызвали «скорую»?

Генри обернулся к своему истукану-егермейстеру:

– Идеал, сходи в деревню за врачом.

– Господи! – возопила я. – Да очнитесь же!

Сама-то я очнулась. Этот выстрел на вершине холма как будто пробудил меня от сна, от прекрасного сна о былых временах. Он проделал огромную зазубренную дыру в грезах того утра. Ухватив Генри за руку, я потащила его вон. Идеал следовал за нами тенью.

Во дворе я могла сказать все то, что не следовало слышать Шафину.

– Любить древность – очень мило, но сейчас у нас неотложный случай! Он истекает кровью! Что, если он умрет?

– Не умрет, – сказал Генри. – Это поверхностная рана.

И все же, снисходя к моим тревогам, велел:

– Поторопись, Идеал!

Идеал коснулся головного убора и двинулся прочь, не слишком-то проворно, должна сказать, в сторону конюшни.

– Он что, верхом поедет? – возопила я.

В точности так поступили в «На охоте», но это было до чертовой ПЕРВОЙ мировой.

– Разумеется, нет! – рявкнул Генри. – Машину возьмет.

– Но Шафина следует отвезти в больницу.

– Ближайшая больница в полутора часах езды отсюда.

Тут я немного остыла. Если так, то, вероятно, распоряжения Генри были разумны: так быстрее всего Шафин получит медицинскую помощь.

Но дыхание никак не успокаивалось. Генри накрыл мою ладонь своей, но на этот раз я не ощутила электрический разряд.

– Так будет лучше, – сказал он мягко. – Доверься мне.

В том-то и беда: я, кажется, утратила доверие.

Глава 21

В тот вечер, когда Шафина подстрелили, я никак не ожидала очередного парадного ужина.

А следовало бы уже понимать: понадобится что-то посерьезнее, чем подстреленный гость, чтобы аристократы отказались от трапезы.

Долго, долго я сидела на кровати в «Лоутере», мерзла, хоть в камине и пылал веселый огонь, все думала, смотрела слепо на умиравший за окном свет. Джеффри следил за мной и молчал. Вот что хорошо в Джеффри: он знал, когда лучше помолчать и дать человеку подумать.

Явилась Бетти с моей одеждой, но я даже не дала ей войти в комнату и положить этот наряд на кровать.

– Бетти! – резко остановила я ее. – Сегодня я оденусь сама. Больше ничего не надо.

Как ни странно, она казалась не такой свирепой, как раньше. Кивнула и молча вышла. Может быть, ее больше устраивал мир, где никто не говорит «пожалуйста» и «спасибо», господа знают свое место, а она свое. Так ей удобнее? Получать приказы вместо просьб? Неужели Генри прав и таков естественный порядок вещей?