Охота

Мы сдвинули головы над телефоном и почти до рассвета смотрели клипы на «Ютьюбе», пока не уснули там же, в комнате Шафина. Мы смотрели всякую ерунду из интернета, кошек, играющих на пианино, неудачные пируэты скейтеров. Мы смотрели конкурсы «Кто смеется последним», конкурсы манекенов и конкурсы на выбывание. Смотрели дэббинг, смотрели на чихающих животных, перебрали тонны замшелых мемов. Долбежная музыка, тупые электронные звуки отражались от тканых обоев, нестерпимо яркие краски мерцали на тяжелых шелковых занавесях постели, помнившей Елизавету I. Как ни странно, в такой форме, наполняя его старинный средневековый дом своим дикарским мусором, мы поминали Генри.

Мы впустили в его дом целый мир.

Утром, прежде чем разойтись по своим комнатам, мы должны были принять решение.

– Как мы поступим?

Объяснять этот вопрос не требовалось. Я хотела знать, покажем ли мы видеосъемку полиции.

– Будем молчать, – сказал Шафин. – С охотой-стрельбой-рыбалкой покончено, без Генри они невозможны. Зачем же позорить семью, от этого нам лучше не станет. Его отец, наверное, тоже негодяй, но мама-то вполне может оказаться приличной. Она лишилась сына – отнесемся к ней с уважением. Будем молчать о съемке, если только нас не попытаются обвинить в его смерти. Пока никто даже не знает, что мы были с ним в момент его гибели. Если это откроется, тогда мы предъявим доказательства, что он совершил самоубийство.

Но полицейские так до этого и не докопались. Тот, который говорил со мной – акцент у него был аристократический, почти как у Генри, – вел себя очень деликатно, словно ему было меня жаль и допрашивать вовсе не хотелось. Я сказала, что плыла на лодке вместе с Генри, свалилась за борт и доплыла до берега, а Генри больше не видела.

– Наверное, он отправился меня искать, в темноте, и вот…

И тут вдруг неожиданно для самой себя я разревелась. Даже притворяться не пришлось. Наверное, меня как раз настигло понимание, какой ужас произошел в ту ночь.

Инспектор откашлялся, как это делают светские люди, когда им не по себе, и неуклюже погладил меня по руке.

– Не надо себя винить, – произнес он в этой своей манере «челюсти сжать и не сдаваться».

Но я себя винила.

Ведь я и правда была к этому причастна.

Уже утром, закончив с допросами, нам, дикарям, разрешили вернуться в школу. Средневековцы решили дождаться лорда и леди Варленкур из Лондона, а нас – Нел, Шафина и меня – полицейский отвез в СВАШ на патрульной машине. Повезло, что не Идеал. Если б он догадался, что это мы расправились с его любимым хозяином, он бы разбил машину вместе с нами.

Второй раз я проехала весь путь между школой и замком в глухом молчании, только на этот раз я была даже рада тишине.

СВАШ II

Глава 31

Следствие пришло к выводу: Генри де Варленкур, сын Ролло де Варленкура, 17-го графа Лонгкросса, во время ночной рыбалки упал с обрыва над водопадом и утонул.

Официально нам ничего не сообщали, но мы читали газеты: раз начав пользоваться «Саросом», мы не могли запихать его обратно в ящик Пандоры, даже когда находились в школе. В этом смысле Генри, возможно, был прав.

Итак, в обеденный перерыв мы нашли в Бе́де пустую аудиторию и обшарили все главные новостные сайты. Всюду портрет Генри, такой роскошный, смахивавший на Гэтсби – во фраке, с белым галстуком. Вокруг школы кружили папарацци, снимали из-за железных ворот все, что удавалось поймать в кадр. Заголовки вопили: «Светская СВАШ скорбит о лучшем ученике», «Трагедия в аристократической школе с годовой платой в 50 тысяч». Появилась страница в «Фейсбуке», созданная кем-то, кто вовсе не знал Генри, но был покорен его красотой и гибелью. Его внешность, принадлежность к высшему обществу и таинственная смерть пробуждали воображение. Какие-то сумасшедшие девчонки в Польше грозились спрыгнуть с вершины водопада, в Оксфорде и Кембридже студенты проводили в память Генри де Варленкура вечеринки – обед в смокинге на берегу озера, затем ночная рыбалка. Шестиклассники пробирались в Лонгкросс, нарушая границы частного владения, и делали селфи над водопадом. Одна девица из Портленда, штат Орегон, запостила видео, как она, сжимая в руках фотографию Генри, рыдает четыре минуты и двадцать три секунды по часам – пока R.E.M. исполняет «Ночное купание». Мы все смотрели это представление на экране «Сароса», сидя в комнате Нел.

– Кошмар какой, – сказала я. – Генри был бы вне себя.

– Теперь он сделался интернет-звездой, – ответила Нел. – Нам для этого и пальцем не пришлось шевельнуть.

– Он – царь Сизиф, – напомнил Шафин. – И он не смог удержать камень на вершине. Камень сорвался и сокрушил его.

Я хорошо понимала, о чем говорит Шафин: Генри хотел остановить новый мир, который остановить невозможно.