Охота

– С чего бы? Никакие не люди. Там нет никого, кроме них. Это такие – электрические – такие машины. Они их составляют, делают новые соединения, опыты. На минутку включают: посмотреть, что вышло, выключают и комбинируют дальше.

– И что?

– И ничего.

– И зачем они это делают?

– Это им необходимо.

– Зачем?

– Не морочь мне голову. Пошли на пруд.

– Отчего те так кричат?

– Не хотят, чтобы их отключали.

– А что с ними происходит, когда их отключают?

– Они перестают существовать.

– Совершенно? Навсегда? Как Барс? (Это была его собака; ее укусила змея.)

– Да, совсем. Не морочь мне головы. Пошли на пруд. Где удочки?

– Погоди. А это – больно?

– Отстань. Не больно. Пойдем.

Он ничего не понимал. Не рассказывал об этом никому. Дома – боялся. Ему очень хотелось еще раз перелезть на ту сторону – смотрел ночью, с постели, на узкую щель освещенного окна. Ничего не было слышно. Плотно затворенные ставни. Днем – наверное – жара была слишком сильная. Потом лето закончилось. Он пошел в школу. Потом они поехали на море. Он обо всем забыл. И даже перестал интересоваться. Через много лет он понял, что там происходило – ничего необычного. Существовали лаборатории и в десять раз крупнее. Он уже даже не думал об этой истории. Но помнил тот крик.

Теперь он уже был совершенно уверен, что не уснет. Оттягивал этот момент – не готовясь к схватке, наоборот – словно наслаждался собственным падением.

– Я хочу спать, – сказал он. Ничего не чувствовал. Ничего не изменилось, но он знал – его тело сжалось в бунте, тщетном, поскольку в глазах уже поплыли огоньки, все куда-то проваливалось – он исчез.

3

– Почему меня не послали в анабиозе?

– Потому что важен был эксперимент с нормальным человеком.

– Надеюсь, что я и останусь нормальным.

– Ты слишком много об этом говоришь. Знаешь же – тебе ничего не угрожает.

– Знаю – так мне говорили. Исследования и тесты. Ну, ладно. А ты не жалеешь ли, что не можешь есть? У тебя довольно обедненный репертуар впечатлений.

– Ты, конечно же, сейчас не только о еде?

– Нет. Я не хотел тебя обидеть.

Сдержанное, дребезжащее гудение возвысилось и опало. Он знал, что это смех.

– Не переживай. Мне не настолько худо.

– Отчего, собственно, уже не посылают по два человека?

– Потому что один из них может впасть в агрессию, особенно если это затянется.

– Ты прав. Я вспомнил, но я хотел поговорить не об этом. У нас было кое-что на сегодня, точно. Твои мечты. Но, прошу, скажи мне сперва: ты вообще что-то чувствуешь? Эмоции – ну, о скуке я уже спрашивал. Привязанности, антипатии, страх…

– Страх – да.

– Ага! Страх. Перед чем?

– Перед остановкой.

– Зовешь это остановкой? Логично. Только ли?..

– У меня нет полного самосознания, то есть я не могу предвидеть или рассчитать все возможные ситуации, в которых я бы чувствовал страх. Я не работаю в режиме вычислительной машины.

– Я знаю. Если бы ты мог все предвидеть, это было бы бр-р! Симпатия, антипатия? Я не о конкретных примерах.

– Это тебе в плюс. Конечно. Я вижу, что ты хочешь спрашивать и дальше. И догадываюсь, о чем. Любовь. Я угадал?

– Да.

– Нет.

– Нет?

– То есть: насколько мне известно, насколько я себя пока что знаю, опираясь на мою предыдущую историю – нет. У меня нет желез, понимаешь ли.

– Это не только железы.

– Рассказы, истории, любовная лирика мне, если мы об этом, доставляют такое же эстетическое удовольствие, что и тебе. Эстетические смыслы – это вопрос из области топологии сети и распределения кружащих в ней потенциалов, а еще числа контуров, представляющих альтернативный выбор.

– Ах, перестань!

– Извини. Я абстракция, обобщенность, отрыв души от тела. А потому красота, лирика, мелодия – да. Но любовь – это нечто большее. А значит, нет. Этого никто не запланировал. Это, ну, как цвет твоих волос и глаз. Случайный фактор в определенной группе процессов.

– Теперь я могу уже задать тебе вопрос: о чем ты мечтаешь?

– Пока еще нет.

– Почему?

– Я бы хотел сперва узнать, ответишь ли ты на такой же вопрос мне.

– Я? Но я же уже тебе говорил. О доме на перевале, о внутренностях…

– Ты называешь это мечтой?

– Ладно, вычеркиваю внутренности, но остается дом.

– Тебе не кажется, что этого как-то маловато? О чем ты мечтаешь на самом деле?

– Что ты ко мне пристал!

– А ты – ко мне.

– Ха-ха, по крайней мере, хорошо, что ты настолько умен. Глупцов среди вас нет, верно?

– Есть, отчего же не быть! Даже дебилы случаются. Рассчитывают и рассчитывают, до последнего разряда…

– Но ведь эти вычислительные машины ничего не чувствуют и не думают. С тем же успехом ты мог бы назвать управляющий автомат ионной установки.

– Уверяю тебя, есть разница.

– А ты и правда знаешь об этом что-то конкретное?

– Скажу осторожно: я догадываюсь. Но вижу, что ты хочешь ускользнуть. Это нечестно. О чем ты мечтаешь?

– При тебе – ни о чем.

– Что это должно значить?

– Что мне для этого нужно быть одному.

– Перед сном?

– В том числе. Но этого ты не можешь знать из опыта.

– Да, это… теоретическое знание. А когда ты один – о чем?

– А зачем тебе?

– Таковы правила игры.