Охота

Харт, которому было известно ровно столько же, сколько и мне – а то есть ничего, – вел себя совершенно иначе, чем я, поскольку он ни сам не ставил никаких вопросов, ни мне не давал слова, когда я желал засыпать его таковыми. Когда же ему не удавалось уже сдерживать мое раздосадованное любопытство, и когда я наговорил ему довольно злых слов, которые вылетают из тебя между тремя и четырьмя часами утра после бессонной ночи, он заявил мне, что он не гадалка, не знахарь и не ясновидец. Сеть, оказывается, проявляет особенности, которые не были запланированы и предвидены; они ограничены, как об этом свидетельствует история с Марсом, а значит, имеют исключительно физический характер, то есть их можно исследовать, и исследование такого рода через некоторое время даст четкие результаты, которые, впрочем, наверняка не будут ответами на мои вопросы, поскольку такого рода вопросы невозможно ставить в рамках науки. Согласно принципу Паули, каждое квантовое состояние может быть занято только одной элементарной частицей, а не двумя, пятью или миллионом, и физика ограничивается лишь таким утверждением, и невозможно ее вопрошать, отчего этот принцип сохраняется для всех частиц и что или кто запрещает частицам вести себя иным образом. Согласно принципу индетерминизма, частицы ведут себя описанным способом лишь статистически, но в рамках этой неопределенности они позволяют себе вещи, для классической физики неприемлемые, а то и кошмарные, поскольку нарушают законы своего поведения; но поскольку это происходит в рамках неопределенности, то их никогда невозможно поймать на горячем, при нарушении этих законов. И снова же – невозможно спрашивать, как частицы могут позволить себе такого рода капризы в индетерминистическом пределе наблюдения, откуда берутся полномочия для такого рода капризов, которые, казалось бы, противоречат здравому смыслу, поскольку такого рода вопросы к сущности физики не относятся. В некотором смысле и вправду можно полагать, что внутри предела неопределенности частицы ведут себя словно преступник, освобожденный от ответственности, именно потому, что знают, что их разбой и своеволие наверняка никто не увидит – но это все антропоцентрические способы говорения, которые не только не дают нам ничего, но и вводят в суть проблемы вредную неразбериху, поскольку начинают приписывать элементарным частицам человеческие интенции некоего коварства или хитрости. В свою очередь, информационная сеть, как мы можем судить, умеет получать информацию о том, что происходит на Земле и там, где этой сети совершенно нет, как нет и любых ее детекторов. Естественно, можно бы заявить, что сеть создает «собственное перцептивное поле» с «телеологическими градиентами», или же, пользуясь такого рода терминологией, предлагать другое такое же псевдонаучное объяснение, которое тем не менее не будет иметь никакой научной ценности; главное – убедиться: что, в каких пределах и при каких начальных и граничных условиях может выполнять сеть, а все остальное относится к современным фантастическим романам. О том, что можно получать информацию об окружении без глаз, ушей и прочих чувств, мы знаем, поскольку это описывают специально созданные модели и опыты. Примем, например, что у нас есть цифровая машина с оптимизатором, который заботится о максимальной скорости вычислительных процессов, и что эта машина может с помощью собственного двигателя перемещаться по пространству, которое частично затенено, а частично освещено. Если машина, пребывая под солнцем, будет перегреваться и от того станет падать скорость ее работы, оптимизатор запустит двигатель, и машина станет двигаться по территории до тех пор, пока не попадет в тень, где, охладившись, будет работать результативнее. Таким образом, эта машина, хотя не обладает глазами, отличает свет от тени. Это пример предельно примитивный, но он показывает, что можно ориентироваться в окружающей обстановке без наличия каких-либо органов чувств, направленных вовне.