Охота

– Я понимаю. Просто так никто не стал бы жить посреди леса. У нас достаточно времени, верно? – спросила брюнетка. – Значит, можно не торопиться.

За обаятельной красоткой скрывалась настоящая львица. Она добьется своего, либо никогда больше не появится в этом доме. Анжелика разгадает обман с первой буквы, так что если Кевин хочет сохранить ее, придется выложить все карты на стол.

– Как я уже говорил, Рита больна. Она… – Кевин с тяжестью вздохнул, никогда еще ему не приходилось говорить о том, от чего он просыпается среди ночи в поту. – Она как бы живет в прошлом, понимаешь меня?

Анжелика молча кивала, боясь прервать Кевина. Девушка чувствовала, что где-то в его груди задета старая рана, которая начинала кровоточить.

– Это психическое расстройство. Я не силен в терминах, к тому же, диагноз поставили много лет назад, и он уже стал таким, как бы это сказать, родным что ли. Он словно был с нами всегда. Как и большинство психических расстройств, оно не поддается лечению. Можно лишь замедлить необратимые процессы. Бесконечные таблетки, терапия. Но знаешь? Все без толку. Рита почти ослепла. Она даже не увидит свет в конце тоннеля, чтобы зажмуриться.

Слова слетали с губ Кевина все свободнее. Та самая открывшаяся рана.

– Хрупким миром Риты с трудом удавалось управлять, когда она видела перед собой предметы, мое лицо. Сейчас же – это невозможно. Попробуй объяснить слепому, что он идет не в том направлении, – как заблудишься сам. Я уже заблудился. Помогая матери справиться с болезнью, я будто заразился ей. Говорят, психические расстройства передаются по наследству. Так вот иногда прошлое и настоящее мешаются в одном стакане, так что мне остается лишь выпить этот чертов напиток и различить два вкуса. Главное, не перепутать.

Лукавая улыбка появилась на губах мужчины, сидевшего в объятиях Анжелики. Кевин словно смотрел в прошлое, о котором шла речь, он видел то, о чем говорил. Он видел глаза дьявола.

– Прости, я не думала, что все окажется настолько… Настолько больно, – сказала Анжелика. – Я начинаю жалеть о том, что заставила тебя рассказать, давай прекратим этот разговор.

– Прекратим? Ты же хотела узнать меня, не так ли? Поверь, в этом лесу зарыта ни одна тайна. И я хочу раскопать каждую из этих могил.

Голос Кевина стал холодным, ледяным, отчего по коже Анжелики пробежала дрожь. Она ступила на запретную территорию, огороженную колючей проволокой, и возможно, ей единственной предстояло узнать всю правду о Рите Спаркс, о ее сыне Кевине и об этом домике в глухом лесу.

Что-то ей подсказывало, что корни этой семьи уходят намного глубже, чем казалось с первого дня. Кровь стыла в жилах, но останавливаться было слишком поздно. Несущийся на полной скорости поезд не остановить.

– Рита с каждым днем теряет связь с настоящим. И это чертовски объяснимо, – сказал Кевин. – Я сравниваю это с пустыней. Все люди время от времени сталкиваются с обманом зрения, оптическими иллюзиями. Но в пустыне от них можно сойти с ума. От невыносимой жажды в барханах расцветают райские озера, вырастают высоченные кактусы, такие сочные, что можно напиться одним укусом. Это называется мираж. А теперь представь, как из-за какого-то сбоя, человеческий мозг превращается в ту самую пустыню и день ото дня посылает все новые миражи взамен старой, слепой памяти. Это продолжается до тех пор, пока черноту полностью не заменит мираж. Развеять его невозможно.

От слов, произнесенных вслух, солнце скрылось за кронами деревьев, лес потемнел. Краски изменились, словно после долгого взгляда на небесное светило. Звуки, принадлежавшие знакомым предметам, природе, надломились, словно виниловую пластинку исцарапали гвоздем.

– Когда мы выходим на прогулку, Рита думает, что мы гуляем в парке, в старом парке моего детства, чтоб его! – продолжал Кевин. – Дорожка, ведущая от нашего дома к скамейке, где мы всегда останавливаемся, как будто отпечаталась у нее в голове. Как бы мы ни шли, она уверена, что проходит ручеек, что вдоль гравиевой дорожки цветут декоративные цветы. Это не исправить, эту поломку не починить. – Кевин взмахнул руками от досады и вырвался из крепких ладоней Анжелики. – Рита рассказывает одну и ту же историю моего детства. Как я сбегаю из дома. Можешь не верить, но моя мать назовет каждый предмет, какой я сложил в рюкзак почти двадцать лет назад, однако не вспомнит, что ела сегодня на завтрак. Это ее мираж. Спроси, когда Рита в хорошем настроении, какое блюдо было на ужин, и она скажет: «Моя любимая курица в кисло-сладком соусе». А если она не в духе, Рита ответит: «Подгоревшие лягушачьи лапки». Подгоревшие лягушачьи лапки, представляешь? Это моя детская фраза, я называл ей все, что было невкусным. И так по кругу. Прогулка в нашем старом парке, история моего побега, курица в кисло-сладком соусе или подгоревшие лягушачьи лапки.