Охота на Бугимена

РОБЕРТ НЕВИЛЛ: Нет, совершенно не так! Он предпочитает определенный тип: юная, привлекательная, всеми любимая, с роскошными волосами. Он на таких злится, ему нужно их унизить и уничтожить. Почему? Применим бритву Оккама: наиболее вероятный ответ – самый простой[21]. Девушка, подходящая под описание, когда-то его обидела. Он чувствует себя обманутым, обиженным, оскорбленным. Возможно, он все еще помнит, как ему солгали, выставили дураком или слабаком.

КАРЛИ ОЛБРАЙТ: Зачем ему кусать своих жертв?

РОБЕРТ НЕВИЛЛ: Укусы – это нечто личное, интимное и демонстрирует его власть над жертвами. Я полагаю, что по этой же причине он их душит, а не пользуется оружием. Он желает, чтобы девушки – и все вокруг – осознавали: он всемогущ, а они беспомощны, и никогда им не остановить его, что бы он ни задумал.

КАРЛИ ОЛБРАЙТ: Зачем отрезать уши?

РОБЕРТ НЕВИЛЛ: По той же причине. Он забирает их как сувениры, на память. У него все под контролем. Вероятно, время от времени он достает эти сувениры из потайного места и заново переживает то, что сотворил.

КАРЛИ ОЛБРАЙТ: Для чего убийца придает телам позу?

РОБЕРТ НЕВИЛЛ: Причин может быть несколько. Одна из них – так называемый «почерк». А возможно, и в этом он демонстрирует власть над жертвой. «Я не только при жизни сделал с тобой что хотел, но и после смерти». Не исключено, что по завершении он испытывает некое раскаяние, пусть и неполноценное.

КАРЛИ ОЛБРАЙТ: Кое-кто из полицейских, с кем я общаюсь, называют его «Призраком». Как поймать призрака, мистер Невилл?

РОБЕРТ НЕВИЛЛ: Прозвище любопытное, но неточное. Человека, которого мы разыскиваем, поймать непросто, однако уверяю вас: он на сто процентов состоит из плоти и крови. Со временем преступник совершит ошибку, и мы его схватим.

КАРЛИ ОЛБРАЙТ: Как вы полагаете, он дразнит полицию?

РОБЕРТ НЕВИЛЛ: Я считаю, что он от себя в восторге. Ему нравится убивать, и это получается у него лучше с каждым разом.

5

Итак, я прочел черным по белому: «Убийца – местный житель. Ему хорошо известны улицы и места, где можно бросить жертву».

Я швырнул газету в мусорную корзину и, еще сидя в кресле, оттолкнулся от стола. Мне ли спорить с утверждением великого Роберта Невилла?

Лишь позднее до меня дошло, почему я так неуютно себя чувствую, почему я так зол в последние пару недель. Как бы мне ни хотелось иного, в глубине души я понимал, что детектив Харпер и Роберт Невилл правы: убийца – один из нас.

6

В то воскресное утро родители отправились в церковь Христа, что на Уиллоуби, а мы с друзьями встретились на заднем дворе школы, чтобы поиграть в баскетбол. Билл Кафрон, с которым я в студенческие годы делил комнату, пришел со старшим братом Ли; были там и Джефф Прюитт, и Джон Шэк, и братья Кроуфорд, и еще парочка парней помладше – их я не очень хорошо знал, – которые вернулись из колледжа на День благодарения. Для разогрева мы сыграли в «двадцать одно», а потом часа полтора носились по всей площадке.

Я был рад как следует попотеть; пересечься со старыми дружками – то, что надо, чтобы вырваться из духоты. И конечно, все разговоры вертелись вокруг убийства Кэссиди Берч. Джефф Прюитт, Кенни и Бобби Кроуфорд выросли на Бокселдер-драйв, в двух минутах ходьбы от дома Джессики Лепп, где Кэссиди и ее подружки тусовались в ночь убийства. Бобби знался с обеими – и Джессикой, и Кэссиди, – и до сих пор злился на Синди Гиббонс за то, что та не дождалась, когда Кэссиди войдет в дом.

– Я, между прочим, не один ее виню. Слыхал, она получает письма с угрозами.

Один из парней помоложе рассказал, что его мама работает с миссис Берч, и та держится молодцом, старается, ведь нужны силы на младшую сестренку Кэссиди. Несколько мамашек объединились и кормят Берчей по расписанию, чтобы тем не нужно было заботиться о готовке.

Все тело ныло, и я изнемогал от жажды, когда по дороге домой тормознул у «Севен-илевен». Как всегда, свободных мест у задней стенки, там, где стоят кофе-машины, не было. Я кивнул мистеру Андерсону и Ларри Ноэлю, извинился перед остальными – пришлось протискиваться, проделывая себе путь к аппарату с газировкой на дальнем конце прилавка. Какой-то рыжий шкет, весь в веснушках и со здоровенной козявкой, торчащей из левой ноздри, обставил меня и уже наливал себе большой стакан черничной.

Пока я ждал очереди – изо всех сил стараясь не смотреть на зеленую соплищу, болтающуюся в опасной близости от верхней губы парня; когда он вдыхал, коза исчезала в ноздре, выдыхая же, мальчишка извлекал соплю на всеобщее обозрение, – я не мог не прислушаться к обрывкам разговоров за соседним столиком:

– В этом своем дурацком мешке на голове…

– …а прошлым вечером опять был там же. Я-то их видел…

– …сукину сыну лень убить кого-то.

– …у пожарного депо…

– Я все равно ставлю на Стэна. У него ведь…

– …что, трудно посмотреть? Да за ним хвост тянется длинней моей руки.

– …а если копы не желают, то возьмемся мы…

– Четыре трупа белых девочек и черный коп… Что-то в этой картинке не сходится.

Один из говоривших за столиком внезапно громко откашлялся.

– Ты налить себе пришел или так и будешь стоять, подслушивать все утро?