Читаем Охота на Быкова. Расследование Эдуарда Лимонова полностью

«На одном листке четвертного формата квадратик краевой администрации бился в судорогах, со всех сторон охваченный зловещими чёрными стрелками. /…/ Лебедь показывал копию, вероятно, с огромным трудом, если не ценой жизни, выкраденную из самого логова. План захвата власти в Красноярском крае предполагал организацию кампании по дискредитации действующих чиновников, критические выступления в средствах массовой информации, а затем — инициирование отзыва губернатора. Ксерокопии странных бумаг были представлены как раскрытие страшного заговора против человечности. В смысле, против губернатора. Заговор был сильно разветвлённым, исполнители были законспирированы, пришлось отстреливаться, но логическим путём каждый дебил мог понять, что в середине паутины сидит Анатолий Быков. Народ выпучил глаза сверх меры. По-видимому, такое выражение народного лица, с выпученными глазами, Лебедю наиболее симпатично. Потому что он тут же вынул из рукава следующую партию /…/ — план захвата Кремля. Криминально-коммерческие отряды при поддержке СМИ и депутатов… Да что же они делают-то? Там охраны всякой немеряно, подводные лодки и самолёты всё бороздят… Однако против фактов не попрёшь — вот тут Кремль, а к нему опять стрелки, в самое сердце, в печень и куда попало. „Да не может быть“. Резонно. „Не сам же я нарисовал“. Вероятно. /…/ Лебедь простыми человеческими словами, не повышая голоса и не делая страшное лицо, поведал всему миру, что он в очередной раз предотвратил государственный переворот».

Можно, конечно, отбросить иронию Чигишева, но факт остаётся фактом. Пресс-конференция была, квадратики и стрелы Лебедь показывал, о заговоре Быкова говорил. Дело в том, что российская действительность со времён Гоголя и Салтыкова-Щедрина не изменилась никак, и то ли это в национальном характере уже заложено — появление таких типов, как Лебедь… То ли просто (губернаторов ведь у нас 70 лет не было), став губернаторами, не знают губернаторы, как себя вести и обращаются к книгам Гоголя и Салтыкова-Щедрина? А потом все эти сцены… На самом деле всё это не весело. В социальном смысле наша страна живёт: кто в 19 веке, кто в 1950 году, есть такие места, где 17 век. В эти дни (стоит мороз в -30° днём, а ночью больше) ТВК показала серию репортажей Марины Добровольской из Енисейского района, там мать держала дочь на цепи два десятилетия, у той загноились и были ампутированы ноги и руки. Калеку изнасиловал сожитель матери, и дочь родила мальчика, которого тоже посадили на цепь. Происходила эта трагедия на таёжной заимке, куда часто ездили охотиться, даже начальник милиции района приезжал. И всем было вроде нормально, что на цепи Дуську держат. Быков в свой короткий, как оказалось, отпуск между тюрьмами успел оплатить калеке инвалидное кресло и денег подбросил. Лебедь же — регрессивная личность, так же как и Ельцин. Такие физиономии и интонации не должны быть у высших государственных служащих. Они уместны в кинофильмах о пиратах, в спектакле по пьесе Горького «На дне».

16 сентября 1999 года не прокуратура, не следствие, не МВД, а Лебедь озвучивает, неизвестно как попавшее к нему в руки якобы, письмо Татарина Быкову. Со злорадным удовольствием. Обо всём об этом — впереди, по мере расследования.

Сейчас же подобьём итоги противоборства Быкова и Лебедя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное