Чемпионский «Форд» стоял в сараюхе, которая в давнем прошлом была конюшней. Пабло постучал носком сапога по бензобаку и обнаружил, что горючее слито полностью. Вадим предвидел, что гости могут взбунтоваться, и принял меры против их бегства. Достать бензин в Опалихе, где из техники наличествовал лишь трактор «Путиловец» с керосиновым двигателем, было проблематично. Пабло стукнулся в избу к вдове-солдатке Марьяне, соседке профессора. Та, разглядев в сумеречной полумгле его широченную нерусскую ряху, решила, что это либо налетчик, либо нечисть из адовых глубин – запричитала молитвенно, огрела ухватом и прогнала со двора. Повторить попытку Пабло не осмелился, да и Капабланка не разрешил. Выпросить что-либо в русской деревне без знания языка не представлялось возможным, а Дикань ни в какую не хотел содействовать. Слезая с полатей, он ушибся седалищем, осерчал и совсем не по-профессорски лаялся с кубинцем через дверь, которую тот предусмотрительно подпер снаружи двумя поленьями.
– Vamos a la estacion [10]
, – скомандовал чемпион помощнику, и они потащились через топкие снежные барханы к железнодорожной станции.Добрели уже к ночи, раза три сбившись с пути. На станции они узнали, что ближайший поезд на Москву пойдет в шесть утра. Промокший и продрогший Пабло позорно разнюнился и запросился назад, в теплую пятистенку профессора. Капабланка высказался против. Он спрятал руки в рукава пальто, натянул на уши шляпу и задремал, прикорнув на обледенелой лавчонке позади дощатого вокзальчика. Поохав, приткнулся рядом и бедолага Пабло.
А в городе ехал домой на такси Александр Васильевич. Ему полагалось ведомственное авто, но Макар Чубатюк, бывший при нем за механика-водителя, все еще лежал в больнице, а брать другого Барченко не пожелал.
Муторной была эта дорога от Лубянки до Коровьего Вала, где в доме номер девять руководителю особой группы при Спецотделе выделили квартирку. Только что он, как недоучка-шалопут, получил нагоняй от Менжинского. И за что? За то, что дуралей с позывным «Германн» на пару с Кочетковым и немым киношником второй раз кряду взбаламутили всех и вся, записав в пассив чемпиона мира ноль без палочки.
«Аз-то в чем повинен еси? – думал Барченко, покусывая остывшую трубку. – Три обормота обмишулились, с них и спрос. А мне за какое согрешение хулу выслушивать?»
Заместитель председателя Главного политического управления стегал своего младшего коллегу (семь лет разницы) выражениями, непечатность коих была понятна без переложения с польского на русский. А закончил так:
– Завтра Капабланка должен быть найден. И Арсеньева мне достаньте с потрохами, откуда хотите! Он ваш любимчик, вы знаете его привычки, ищите… пьен в уста! Не найдете – доклад о ваших сношениях с врагами ляжет на стол Феликсу Эдмундовичу, и тогда уж сушите сухари и запасайтесь телогреями…
На сердце скребли кошки. Запечаленный, словно в воду опущенный, вышел Александр Васильевич из такси и потянул за кольцо разбухшую после осенних осадков дверь подъезда. Квартировал он на первом этаже, – не надо и подниматься. Заляскал ключом, вошел в темную прихожую, где стоял запах пропотелых стелек и каучука, характерный для обувных изделий «Резинотреста».
Барченко впотьмах снял доху, шапку, разулся. Он жил бобылем, по нечетным числам (а сегодня было как раз такое) к нему приходила убираться домработница Арина, вертлявая бабенка со Смоленщины, балясничавшая без умолку. Но в такую позднь ее уже здесь не было – пошаркала шваброй, смахнула пыль с полок, протерла окна и улетучилась.
Александр Васильевич, пройдя в комнату, нащупал на стене тумблер, чтобы зажечь электричество, но услышал приглушенное:
– Не включайте! С улицы увидят, а мне ни к чему…
Глава VIII
– Вадим Сергеевич! – задохнулся Барченко. – Ужели вы? Не чаял вас живым застать…
– Прошу вас, потише! Соседи услышат – и мне, и вам крышка… Сколько там за укрывательство причитается?
– До пяти лет, еще и со ссылкой. А если предварительный сговор вчинят, то… сами знаете.
– Вот-вот! Так что давайте тишком. Я вас в любом случае услышу, а вы… Идите поближе.
Задвинутые портьеры не пропускали фонарный свет с улицы. Александр Васильевич пошел вслепую, вытянув перед собой руки. Вадим со своим совиным зрением безошибочно поймал его за предплечье и усадил возле себя на персидское канапе.
– Как вы сюда проникли, Вадим Сергеевич? – не мог взять в толк Барченко. – Заперто же! Ключа я вам не давал вроде…
– Не давали. Меня камеристка ваша впустила.
– И ушла? Не похоже на нее. Она у меня девица с прилежанием… – Александр Васильевич крутил в руках трубку, но закурить не решался. – А, понимаю! Зеницы ей отвели, да?
– Спасибо Овцыну. Его наука меня уже в который р-раз выручает… Но все это дребедень, я не за тем зашел, чтобы в животном магнетизме поупражняться. Вы же осведомлены: меня повсюду ищут – надо бы сейчас в своей обители сидеть, носа не высовывать.
– Осведомлен. Награда за вашу главу – триста рубликов.