Я не удивился. Даже удовлетворенное такое вылезло: ага, значит, угадал. Потому что так меня звали только в спортивной тусовке. Дела давно минувших дней. Которые, тем не менее, запросто могли нагадить в настоящем.
Главное не суетиться. Потому что хренов медвед для Янки значит очень многое. И он отец Алекса, от этого тоже никуда не денешься. Поэтому придется разруливать. Осложнения мне ни к чему.
- Давай открытым текстом, Миша. Я тебя не помню. То есть промелькнуло что-то такое, что мы где-то пересекались, но когда и где – точно нет. У меня отвратительная память на лица. Я и Янку не узнал, когда снова встретил.
На его подбородке проступила суперменская ямка, глаза сузились.
- Как удобно, - хмыкнул он. – Ладно, напомню. Пересекались мы дважды. В Тарвизио и в Инсбруке. На Универсиадах. Лично не общались, но на прямой видимости находились. Я встречался с Мариной Ласкиной. Ее тоже не помнишь?
Марина Ласкина… Это имя мне вообще ничего не говорило. Но, по всему выходило, дело было в Тарвизио, потому что в Австрии я только переспал пару раз с биатлонисткой из Японии, еще в Хохфильцене, а потом, в Инсбруке, выгнал Янку.
И вдруг словно щелкнуло в голове. Нет, не вспомнил ни его, ни Марину эту самую, но сложил два и два. В Тарвизио на меня активно вешалась одна фигуристка, я, разумеется, не сопротивлялся, а потом сосед по комнате сказал: осторожнее, у нее парень хоккеист, здоровенный, как мамонт, свернет тебе шею. Видимо, на мамонта этого я посмотрел интереса ради, вот где-то на задворках памяти и отложилось.
- Можешь не верить, но нет, не помню. Хотя и допускаю, что такое было. Тогда много чего было. Но если б знал, что у нее кто-то есть, не стал бы связываться, и без нее девчонок хватало. У нас из-за этого будет война через столько лет? Кому сделаем лучше?
- Да нет, Чупин, не из-за этого, - он смотрел на меня все с тем же прищуром. – Если б только это. Через два года в Инсбруке в день закрытия выхожу на лестницу в общежитии и вижу тебя с какой-то рыжей. С Яной. Я ведь даже и не знал, что ты тоже участвуешь, вы в другом месте где-то были. Вечером, когда отмечали, вышел в коридор и заметил, как вы с ней вдвоем в комнату заходите. А потом снова увидел ее. Она сидела в холле и плакала. Жалко ее стало. И реально захотелось тебе башку оторвать. Ну или хотя бы сделать что-то назло.
Все мастера абсурда нервно курят под корягой. А ведь я угадал, когда подумал, что Янка переспала с ним, обидевшись на меня. Хотя это была только половина правды.
- То есть тебе стало ее жалко, но ты трахнул ее назло мне? – господи, мы действительно это обсуждаем?! – Ну и чем ты лучше меня, Миша?
- Да ничем, наверно. Я, знаешь, этим не горжусь. Но так уж вышло, что она родила ребенка. Моего сына, которого я очень люблю. И мне не все равно, с кем он будет жить. Да и Яна для меня близкий человек, которого я никому в обиду не дам.
Ну надо же, как они с Алексом синхронны, фактически одними и теми же словами обозначили, что за Янку загрызут насмерть. Вызывает уважение. И налагает ответственность.
- Я понял. Тебя угребает, что Яна выйдет замуж за неуправляемого потаскуна, который станет изменять ей направо и налево, она будет глубоко несчастна, а Алексу придется расти в атмосфере гнусного порока. Так вот узбагойся. Если я люблю женщину, другие мне не нужны. А Янку я люблю. И раз уж пошла такая пьянка, скажу, почему она тогда плакала. Она сказала, что у нее еще никого не было. И я ее выставил на хрен. Может, не слишком вежливо. Сказал, что лучше пусть подождет того, кто оценит. А вот тебя это не остановило.
Наверно, последняя фраза была лишней. Но она вылетела.
Молчание затянулось. Я ждал, не торопил.
- Она не говорила, - это прозвучало уже совсем другим тоном, почти виновато. – А я не спрашивал. В голову не пришло, что такое может быть. Короче… давай попытаемся это забыть. Ты прав, от войны лучше никому не будет. Так получилось, что мы связаны, все четверо. Не знаю, получится ли подружиться, но воевать нам точно ни к чему. Ради Янки и ради Алекса.
Я молча протянул ему руку, и это было уже совсем другое пожатие. Воевать с ним и правда не собирался. Учитывая то, что значили мы оба для Янки, в результате осталась бы выжженная пустыня, как после ядерного взрыва. Подружиться? Возможно, со временем и получится. Поживем – увидим. А то, что мы связаны… ну да, так вышло, и этого уже не изменить.
- Знаешь, - сказал он, когда мы возвращались в ресторан, - давай договоримся: Яне об этом ни слова. Мы были знакомы, у нас случился… конфликт, но мы это перетерли. Все. Ни к чему ей это знать.
- Согласен, - кивнул я.
Вечер прошел, может, и не как дружеские посиделки, но вполне мирно. Ели, пили, говорили о наших планах, о свадьбе, о переезде и школе для Алекса. Потом я вызвал Тимура, он подкинул нас и повез домой Михаила.
- Что это было? – спросила Яна, когда мы шли через двор. – Что за нафиг такой? Я думала, рехнусь, пока вы там… беседовали.