Казалось бы, что мне за дело? Но одна мысль не дает мне покоя. Не ткала ли ты все семь лет огромную иллюзию для себя и для нас?
- Что же, Аржент обязан своей независимостью иллюзии?
- А тебя это удивляет? Тебе ли не знать, что фантомы могущественнее многих реальных сил? Нет, Аржент остается таким же свободным и процветающим. Но, видишь ли, надламывается одна из основ нашей жизни: тезис о том, что джокеры видят истину.
А вдруг ты так же слепа, как и все мы? Просто маленькая девочка, которая во что-то играет, чтобы избыть свои комплексы.
Но лучше бы ты тогда продолжала играть в могучую волшебницу по ту сторону добра и зла. А сейчас, прости, ты скатилась в довольно пошлую комедию смирения.
Твое имя Рида - "та, что смеется", а ты и смеяться-то от души разучилась. А человек, не умеющий смеяться, слеп и опасен.
- Прости, но мы хотели говорить о Юзефе, а не обо мне.
- Ну а что Юзеф? Юзеф, как Христос, потащил на себе все наши грехи. Создать легенду, равную по силе твоей, он не мог физически. А оставаться вторым номером, вечным исполняющим обязанности, для нормального молодого человека невыносимо.
Вот он и пустился на поиски тех, кто будет им восхищаться. И очень наивно решил, что этого можно добиться добротой и щедростью.
А Конрад? Каково ему было видеть Юзефа на твоем месте? Он, конечно, не упускал случая ввернуть: "Рида бы так не поступила," - своеобразная сладостная пытка.
Ну и они очень быстро стали врагами. Я уговаривал Конрада уехать. Но его удерживало слово, данное тебе.
- А где конкретно они расходились во мнениях?
- Я не вникал. У меня пухла голова от собственных мыслей, да я и не верил тогда, что Юзеф может вляпаться во что-то серьезное. Мне казалось, у него пороху не хватит. Но Конрад так не считал. За день до того, как погиб Юзеф, они встретились в коридоре, и от обоих просто полыхнуло ненавистью.
- Из-за чего?
- Если бы я знал! Юзеф спросил: "Ты все-таки поехал? Ты забыл мой приказ?" (Конрад действительно куда-то уезжал в тот день.) Конрад ему сквозь зубы: "Я подчиняюсь только приказам йонгфру Риды." Юзеф: "Тогда почему ты здесь, а не при ней?".
Я уже думал - пора бросаться между ними, но Конрад каким-то невероятным усилием сдержался и сказал тихо: "Юзек, пойми, я боюсь за тебя. Можешь оскорблять меня и дальше, но выслушай, пожалуйста" Тот поджал губы: "Ну, хорошо, пойдем".
Больше я ничего не слышал. Конрад вернулся через час, уже не скрывая раздражения. Походил по комнате, выискивая, на каком стуле сорвать злость, а потом вдруг спросил: "Рич, а может нам и в самом деле уехать?". "Ко мне в Гелиад? Или в Нефеллу?". "Что мне там делать? Хотя бы в Хайру. Здесь я уже действительно никому не нужен".
Потом мы разошлись спать. Ночью, наверно часа в три, я услышал, как хлопнула дверь его комнаты - он куда-то ушел. Ну а утром нашли Юзефа.
Тут началось такое, что о Конраде уже никто не вспоминал. Отыскал я его почти неделю спустя. Здесь, в монастыре. Таким же, каким ты его видела. Вот и все.
- Все, что ты мне можешь рассказать?
- Пожалуй.
Пикколо щелчком отправил в воду маленький камешек, словно ставя точку в разговоре. Но потом все же добавил:
- Это твоя игра, Рида. Безразлично, джокер ты или нет, слепая или зрячая, умеешь смеяться или уже разучилась. Это твоя игра. Помоги нам всем. Мы не боялись любить тебя.
ИНТЕРМЕДИЯ
Девять лет назад. Аржент.
У Якоба Баязида в тот вечер ужинали несколько старых друзей. Когда в небе уже загорались звезды, он пошел их провожать.
Ночь была теплая, но ветреная, глухо шумела трава, по полям ячменя пробегали бледные волны. Кони переступали с ноги на ногу, позвякивала упряжь, гости рассаживались по экипажам.
Когда Якоб в одиночестве побрел назад по темному парку, с его лица сползла, наконец, деланная улыбка, и он почти с наслаждением негромко выругался.
Неприятный разговор способен отбить всякий вкус даже у жаркого из куропатки и у золотого вина Нефеллы. А говорили, разумеется о Туле. О войсках Туле в мертвой зоне вокруг космодрома на самой границе Аржента. О том, что это: психологическая атака, или откровенная угроза. И об обращении в Совет Конфедераций.
И об их ответе: они-де готовы всячески защищать права Аржента, если он впустит войска Совета на свою территорию. В переводе это означало: каждый, кто имеет претензии к Туле сможет воевать с ней на чужой территории и по большей части чужими руками, достаточно лишь надавить соответствующим образом на Совет.
Да, все это в совокупности может испортить настроение даже скромному санитарному инспектору. Якоб никогда не корчил из себя патриота, но ему было, что терять в Арженте.
И вот тут-то и случилось нечто.
Ветер наклонил над дорожкой куст луноцвета и из его белых гроздьев прямо под ноги Баязиду посыпались со звоном золотые и серебряные монеты. В считанные секунды выросла небольшая горка. Бежать было неприлично, но на пару шагов он все же отступил.
Горка зашевелилась, стала осыпаться, будто внизу работал какой-то сумасшедший крот. Из самого ее центра выбралась на свет детская машинка-грузовик, в кузове которой сидела дюжина обезьянок в военной форме.