Охота на эмиссара (СИ)

То ли горячая вода размягчила не только тело, но и мозги, то ли после ссоры моё второе «я» решило, что терять уже нечего, но под немигающим взглядом цварга я медленно подняла ладонь из густой пены и сжала свою грудь. Кадык мужчины дёрнулся, хвост чиркнул по полу, один в один как в райском саду, с той только разницей, что здесь пол был выложен мрамором, а не дешёвой пентапластмассой. Звук получился более глубоким и звонким.

— Даня… что ты делаешь? — сипло пробормотал Фабрис, всё так же неотрывно глядя, как я принялась мягко размазывать белую воздушную массу по коже на его глазах.

— Моюсь, — невозмутимо ответила я и демонстративно плавно положила левую щиколотку на край ванны.

Если бы пены здесь не было, то Фабрису открылся бы занятный вид. Словно подумав о том же самом, эмиссар шумно сглотнул. Бисерина крупного пота выступила на его левом виске, а мне отчего-то стало весело. Тоже мне моралист нашёлся!

— Так что ты хотел сказать? — спросила я так, словно не заметила его реакции.

В меня будто вселился демон, которому неожиданно понравилось дразнить Мистера Совершенство. Сколько он выдержит? А если я соблазнительно оближу губы?

— Я… я… — Фабрис на полсекунды прикрыл глаза, мотнул головой, сжал кулаки и неожиданно очень чётко произнёс: — Я приношу извинения за то, что огорчил тебя. У нас очень разное воспитание и отношение к… интимной стороне жизни. Я действительно не хотел тебя оскорбить, просто у меня другое мнение касательно данной темы.

— Ага, я помню, — подтвердила кивком. — Секс — это грязь.

— Я так не говорил. Я сказал, что то, что на видео, — это грязь.

На втором виске эмиссара тоже образовалась крупная капля пота. М-м-м… интересно, какая она на вкус? Такая же кофейно-мускатная, как и сам цварг, или всё-таки солоноватая? И бывают ли у цваргов инфаркты?

— Фабрис, скажи, а если женщина на твоих глазах будет удовлетворять себя — это тоже грязь?

— Что?

Непростительно долгую секунду Робер переваривал вопрос, а затем его глаза потемнели настолько, что теперь их точно можно было бы назвать чёрными. Крылья носа расшились, а от лица отхлынула кровь.

Мне же… даже делать ничего не пришлось. Я просто демонстративно отпустила грудь, прикрыла ресницы и нырнула рукой под воду. Воображение мужчины всё само дорисует, а гораздо ярче по рогам цварга ударят бета-волны, стоит только вспомнить, как он сам завалил меня на узкий диван и вбивался, нависнув сверху. Это было восхитительно… Неужели такой потрясающий мужчина может серьёзно считать, что если что-то нравится обоим, то это всё равно унижает женщину?

Ответа пришлось ждать не долго.

Когда я открыла глаза, Фабриса в ванной комнате уже не было, а ещё через несколько секунд послышался характерный звук, подозрительно похожий на хлопок входной двери.

Глава 14. Ещё одна зацепка

Фабрис Робер

Пятнадцатое декабря. Планета Тур-Рин

Я выскочил под мокрый снег и шквалистый ветер без верхней одежды. Порыв ледяного воздуха налетел со спины и чуть-чуть отрезвил. К сожалению, совсем чуть-чуть.

Дышать. Надо просто дышать.

Пора было признаться хотя бы самому себе: Даня разнесла мою жизнь в клочья. В мелкие щепки разлетелись все мои убеждения, ценности, самоуважение и гордость.

Как? Каким образом? Когда?!

Я думал, что презирать себя сильнее уже нельзя, когда после допросной, отдавая полный отчёт в действиях, отправился в райский дом. Я действительно рассчитывал, что это поможет. Оно и помогло бы… если бы резонаторы не начали сходить с ума, утверждая, что Лилу и Даня — одна и та же женщина. Бред пихрячий! От этой мысли стало ещё гаже, ведь в каком-то смысле я уподоблялся мужчинам, которых считал ничтожествами. Мужчинам, которым вообще всё равно, что и кого трахать.

Дальше — больше.

Стоило увидеть Даню снова, и в крови забурлили гнусные низменные желания. В какой-то момент я был уверен, что победил их, но нет! Даня как будто целью задалась меня сломать и доказать, насколько я убог. Бескрайний космос, не девушка — проклятье! И пороховая бочка с подожжённым бикфордовым шнуром — рванёт в любую секунду!

Я подставил лицо падающим влажным снежинкам. Они моментально таяли на разгорячённой коже и холодными ручейками стекали за шиворот. Мокрая рубашка уже полностью прилипла к торсу, но это всё ещё не помогало остудиться.

Я знал, что заходить в ванную комнату — плохая идея. Но вбитая в подкорку вежливость и предупредительность по отношению к женскому полу требовала отнести ей полотенца. Швархова праматерь! Если бы я знал, чем всё обернётся, то наплевал бы на всё и оставил полотенца на стуле в коридоре. Когда таноржка принялась ласкать свою грудь, я думал, что хуже уже быть не может. Оказалось — может.