Охота на Гитлера

– Никогда не слышал, наверное, вранье, – сказал Зельц. – У нас лет пару лет назад один мистик предлагал тибетские травы для вечной жизни, а это, наверное, из той же сери.

– А что вы вообще про Индию слышали?

– Сидят себе где-то вшивые бородатые мужики, – ухмыльнулся Зельц, – которые за бабки продают всем мудрость мира оптом и маленькими кусочками. Вроде отшельников.

– Я иногда думаю, что среди них есть те, кто эту мудрость постиг, – сказал серьезно Шнайдер.

– Про таких я не слышал.

– Друг вы мой, знали бы вы, как много есть на свете, что и не снилось нашим мудрецам¹.

– Вы в Гамлеты записались? – иронически заметил Зельц.

– Молодой человек, я, конечно, рад, что вы так прекрасно эрудированы в области английской литературы, но если ту энергию, которую вы тратите на цинизм и насмешки, вы потратили бы на что-нибудь более осознанное, то стали бы гораздо счастливей.

– А кто вам сказал, что я несчастлив?

Вдруг раздался звонок в дверь.

– Ждете кого-нибудь? – спросил Шнайдер.

– Нет, – ответил побледневший Зельц.

– Ясно. Ну, идите открывать, что вы сидите?

– Да, да, конечно.

Когда Зельц открыл дверь, на пороге он увидел довольно внушительных размеров полицейского. Огромного жирного полицейского, с пистолетом на боку, в зимней шинели, с орлом на кивере.

– Что случилось, герр полицейский? – улыбнулся заискивающе Зельц.

– Почему так громко? – спросил полицейский. – Соседи жалуются.

– Извините, простите, пожалуйста, случайно так получилось, это граммофон, я не ту кнопку нажал…

– Что значит, не на ту кнопку?! – заорал полицейский. – Вы нарушаете покой, понятно?

– Простите, пожалуйста.

– Если каждая свинья будет включать по ночам свои граммофоны, тут будет не город, а бордель. Ясно?

– Извините еще раз, – Зельц прижал руки к груди. – Я искренне раскаиваюсь, больше не повторится.

– Конечно, не повторится! Вот заберу тебя сейчас на пару дней в кутузку для выяснения личности – и тогда точно не повторится. А сюда беженцев поселим. Хочешь?

– Нет, пожалуйста…

– Ты что, против того, чтобы поддержать свою страну? Война идет, а ты, тыловая крыса, даже беженцев не хочешь взять!

– Я, понимаете, я стенографист в имперской канцелярии…

– Да по мне хоть в христовой канцелярии: один черт, ты – тыловая сволочь.

– Понимаете, мне нужно сосредоточиться. Это не дом, это часть моей работы, я здесь переписываю речи наших вождей: Гитлера, Бормана, Геббельса, наконец.

Полицейский насупился. Кажется, он не верил, что этот сморчок имеет что-то общее с лидерами национал-социалистов.

– Хрень собачья, – сказал он. – Дом – это дом, а работа – это работа. Понял?

– Простите, пожалуйста, да, – мелко закивал Зельц, протягивая ему двадцать марок.

– Ладно, прощаю на этот раз, – сказал полицейский, засовывая деньги в карман. – Считай, что легко отделался. Но в следующий раз – ты меня знаешь, – полицейский кивнул на пистолет на боку. – Война идет!

– Да, да.

Вдруг что-то хлопнуло в гостиной. Полицейский насторожился.

– Ты что, не один, что ли?! – удивился он. – Кто там?

– Ээээ… – Зельц растерянно обернулся.

– Что там такое? – раздался из гостиной надменный голос Шнайдера.

– А ну-ка, – полицейский отодвинул Зельца и вошел в дом.

Медленным тяжелым шагом подошел он к Шнайдеру и громовым голосом вопросил:

– Ты кто?!

– Герр Шнайдер.

– А ты кто? – полицейский повернулся к Кэт.

– Кэт Хоффнунг.

– Документы, оба!

Шнайдер предъявил удостоверение полковника СС.

– Достаточно? – спросил он едко.

– Это еще чего? – пробурчал полицейский. – Это еще… И вообще… – добавил он неуверенно.

– Представьтесь, пожалуйста, дорогой герр полицейский, – потребовал Шнайдер.

– Сержант Тишлер.

– Прекрасно. А теперь, сержант Тишлер, верните деньги герру Зельцу и шагом марш отсюда. И скажите вашему начальнику, чтобы оштрафовал вас на двадцать марок за действия, порочащие честь мундира. Понятно?

– Так точно, – полицейский взял под козырек.

– Теперь вон отсюда.

Полицейский быстро удалился. Зельц рухнул в кресло

– Что, испугался? – спросил его Шнайдер.

Зельц промолчал. На душе у него было ужасно противно.

– Как все загажено! – воскликнул он, наконец, глядя на следы полицейских ботинок на ковре.

– Убирал сегодня, да? – спросил Шнайдер. – Я заметил, было очень чисто, пока этот полицейский боров не пришел. Ничего, теперь он навсегда забудет к тебе дорогу!

– Как вы с ним лихо, – позавидовал Зельц.

– Ты тоже мог бы. Тут главное – настрой, понимаешь? Он же как собака – чувствует, кто опасен, а кто – нет. Если вовремя оскалить зубы – убежит. А не то – загрызет, и еще будет считать, что он прав.

«Хотел бы я посмотреть, что бы ты делал без «корочек» полковника контрразведки», – подумал Зельц, но промолчал.

– Кстати, – ласково улыбнулся Шнайдер, – мы же хотели поболтать. Расскажите, что у вас там на работе нового? Гитлера записывали сегодня?

Зельц покосился на Кэт.

– Не беспокойтесь, это моя помощница, – сказал Шнайдер.

– Слушайте, отвяжитесь от меня с этой вашей политикой! – взорвался Зельц. – Тут эта свинья приперлась, а теперь вы допрашиваете! Я не хочу знать вашу политику!

– Ты слышала? – спросил Шнайдер Кэт.